Дом преподавателей, или Бегство из рая. Часть 1. Гриша Поцелуйчиков
где жила тетка, был деревянный, двухэтажный, и в нем проживало полно народу. Уже на улице, за добрый десяток метров до барака, нас начинала овевать целая смесь запахов со все подавляющим запахом пирогов с капустой, мясом, яйцами, луком, рисом, вареньем! Весь барак пек пироги. Когда же мы переступали порог дома, примешивались более тонкие запахи – теста, чеснока для холодца и уже собственно самого дома, вымытых деревянных полов. Мы входили в комнату, и тетка наливала детям чайный гриб из большой банки, стоявшей под марлей на окне с короткими занавесками. А потом, получив по порции пирога, мы начинали носиться по всем лестницам с соседскими мальчишками, перебегая из комнаты в комнату и прося добавки. А взрослые рассаживались за столы и поднимали первые тосты.
Вещи
Мне одиннадцать лет. Я влетаю в комнату в носках и узких брючках. Гремит «Черный кот». Танцуя, я двигаюсь к окну, где сидит друг отца – дядя Витя. Он впервые в жизни видит твист и открывает рот, глядя, как я верчусь. Потом начинает хохотать во всю глотку.
На нем – нейлоновая белая рубашка с жестким воротничком, который не надо гладить.
Танцуя, я все время, как завороженный, поглядываю на этот потрясающе красивый воротничок.
Отец с матерью всегда считали, что, если бы не революция 1917 года, они никогда не смогли бы пожениться. Социальный барьер между ними, конечно, был, но ничего непреодолимого между ними не существовало. Моя мама по папе из семьи священников, а по маме – из захудалого польско-немецкого дворянского рода. Отец по папе из безземельных крестьян, а по маме – из мещан Смоленской губернии. Так что если и были противоречия, то только на уровне отношения моей бабушки, маминой мамы, к мало отесанному жениху. В остальном они были равны – две, если не нищие, то с трудом выживавшие в годы войны семьи.
Никаких материальных свидетельств прошлой жизни семья моей матери не сохранила. Последние драгоценности были отнесены на киевский рынок в 19-м году. Милых сердцу мелочей, напоминающих о прошлом, тоже не осталось. Это было и невозможно. После отъезда из Киева в 21-м году моя бабушка исколесила полстраны и только в самом конце 30-х годов осела в Ярославле. География и скорость, с которой она меняла места жительства и работу, были просто удивительны. С 26-го года она возила с собой мою маму (родившуюся в Ленкорани, в Азербайджане), правда, иногда оставляя ее у случайно подвернувшихся под руку людей.
Быт их был до чрезвычайности неустроен – они жили и в общежитиях, и в съемных квартирах, и такого понятия, как свой дом, для них просто не существовало. Поэтому из вещей была только одежда, и все вместе умещалось в два чемодана. Практически до самой смерти, получив постоянное жилье в Ярославле, бабушка продолжала путешествовать и уж три летних месяца обязательно проводила вне города. И остались после ее смерти, помимо книг, ровно эти два чемодана, только не с вещами, а с письмами.
У родителей моего отца был дом в Смоленске на Реввоенсоветской улице, не так далеко от Днепра. Мой дед был телеграфным