Рубцов возвращается. Гавриил Хрущов-Сокольников
себя, я буду вечно бояться и трусить обыска!.. Ни за что… Оставьте его лучше у себя… – быстро предложила мисс Эдвардс.
– Но когда же мы увидимся?.. Ведь вам не попасть к нам в отель, а меня одну он пускает очень редко!
– Все, что будет нужно, я передам вам чрез мисс Эдвардс, и если бы случилось что-либо важное, то верьте моему слову, нет ни стены, ни замка, которые бы удержали меня!..
– Я вас боюсь?.. Вы так это страшно сказали? – проговорила, краснея, Хена.
– Когда-нибудь узнаете, а теперь до свиданья – старайтесь не выдать себя, – пожимая руку молодой девушки, говорил Гульд: – а билетик-то как же?
– Пусть остается у вас!.. – махнув рукой, отвечала Хена: – вы поклялись мне отмстить ему – мне больше ничего не надо. Сестра вам верит, и я тоже… до свидания.
Быстро побежали обе молодые девушки с лестницы отеля и чрез десять минут уже были возле цирка. Они приехали как раз вовремя. Публика густой массой шла из широко открытых дверей.
– До свидания! До завтра! – быстро шепнула Хена: – вот мой грум! – и, подойдя к арабчику, одетому в блестящую ливрею она дотронулась до его плеча. Тот вздрогнул от неожиданности и стал извиняться, что просмотрел барыню.
– Ничего, Бобби… я вышла из правого выхода, в главных дверях было слишком тесно.
Но Бобби уже не слыхал этих слов; он со всех ног бросился разыскивать экипаж, и через минуту Хена катила домой, полулежа в великолепном купе. Клюверса еще не было дома. Она хотела воспользоваться его отсутствием и положить книжку на прежнее место, но двери кабинета, составлявшего как бы отдельную от всего дома несгораемую кассу, были заперты. Приходилось отложить исполнение до другого раза.
Между тем, американец, получив чек, тотчас после отъезда обеих сестер бросился к расписанию поездов, висевшему в конторе.
Последний поезд в Лондон уходил в 11 часов 20 минут. Не переодеваясь, не сказав даже никому в отеле, что он уезжает, американец со спокойным видом человека, идущего гулять, вышел на бульвар и велел отвезти себя на станцию западной дороги. По пути он заехал в магазин дорожных вещей и купил плед и небольшой сак. С этим ручным багажом, полчаса спустя, он садился в купе первого класса отходящего в Лондон поезда и через пять минут уже мчался, с быстротой 80 километров в час, по направлению к Кале.
Ровно в десять часов, в контору банка Ротшильд, на Сити, входил господин, в котором можно было заметить, только отдаленное сходство с господином Гульдом. Это был старик высокого роста, с почти седой бородой, в темных золотых очках. И тон, и манера держаться были настоящего, чистокровного янки, и янки, высоко себя ставящего.
Подойдя к контрольному кассиру, он достал из туго набитого банковыми билетами бумажника чек Клюверса и небрежно подал его кассиру. Тот мельком, взглянул на него, и в ту же секунду перенес взгляд на владельца, и снова углубился в рассматривание чека. Даже в таком громадном учреждении, как банк Ротшильда, подобные чеки были очень редкими.
– Пятьдесят тысяч фунтов? – переспросил он.
– Совершенно верно! –