Генерал Деникин. Владимир Черкасов-Георгиевский
во второкурсниках тот самый «благотворительный» балл в 12. А четверо, среди которых Деникин, из него выпали. «Благотворительные» заместили законных! Сухотин, как бывший преподаватель, должен был знать о подобных «полевых» случаях, но захотел опереться лишь на формальный подсчет. Большинство в Академии возмутилось.
Начальство снова стало кроить с системой вывода баллов и вот вывесило окончательный список – четвертый! Деникин и его трое товарищей по несчастью в нем опять отсутствовали.
Бурлили академические кулуары и буфет, где кипели страсти выпускников. Никто не был уверен, что завтра не падет жертвой очередных прихотей начальства. А вскоре узнали, как вершились суд да дело. Оказалось, генерал Сухотин прокручивал все самолично. С докладами об этих «академических реформах» он запросто ездил к министру Куропаткину, и тот доверительно подмахивал их: «Согласен». Действовал Сухотин помимо преподавательской конференции Академии и ведома Главного штаба, которому она подчинялась.
Четверка выброшенных за борт Генштаба устремилась в атаку. Но их обращение по команде к академическому начальству обернулось пустышкой. Один из них попытался напрямую прорваться на прием к военному министру Куропаткину. Не удалось, потому что на это требовалось разрешение начальства Академии. Тогда другой попытался использовать личные связи с начальником канцелярии военного министерства, заслуженным профессором Академии генералом Редигером. Но тот на аудиенции только развел руками, устало сказав:
– Знаю все. Но ни я, ни начальник Главного штаба ничего сделать не можем. Это осиное гнездо опутало совсем военного министра.
Однокашники Деникина выложились на то, что позволили им семейные и личные связи в принятых рамках. Осталась по дисциплинарному уставу единственная возможность в таких обстоятельствах. Жалоба! Деникин призвал своих товарищей всем подать по жалобе, но они не решились.
Тогда безродный штабс-капитан Деникин пошел в свою штыковую. Раз нарушение прав выпускников произошло по резолюции Куропаткина на бумагах Сухотина, жалобу предстояло подать прямому начальнику военного министра – государю императору. Это по такому поводу было невиданным. Штабс-капитан жаловался на министра… А Деникин помолился и написал в «Канцелярию прошений, на Высочайшее имя подаваемых».
Поступок Деникина стал подобен снаряду не только для Академии, но и для высших чиновничьих кругов Петербурга. Скандал против Сухотина назревал. Его хотели Главный штаб, канцелярия военного министерства и лучшая профессура Академии, но не осмеливались. Батареец Деникин будто бы поджег запал на артиллерийском складе.
Канонада разразилась на высшем уровне, но прямой огонь обрушился на штабс-капитана. Целыми днями его стали мытарить дознаватели Академии. Допрашивали резко и пристрастно, чтобы спровоцировать. Только и ждали деникинского необдуманного заявления, неосторожного слова. Приемы такого давления в военной среде извечны. Его обвиняли и грозили судом