Погасни свет, долой навек. Дарья Иорданская
октября.
Грегори скомкал телеграмму и бросил ее в пепельницу.
Спал он в эту ночь плохо. То и дело что-то мерещилось на грани сна и яви, Грегори просыпался, как от толчка, и начинал прислушиваться. Сквозь неплотно прикрытые ставни доносились обычные звуки города, привычный шум, гул, далекий звон, размеренный голос ночного дежурного, а иногда – свистки. Район был респектабельный, тихий, и потому все эти шумы и голоса шли издалека, из какой-то другой жизни. Чужие были звуки, едва знакомые, но измученное сознание Грегори придавало им иной, зловещий смысл.
Где-то далеко-далеко часы отбили три утра.
Мать придавала этому времени большое значение. «Люди ошибочно полагают, что самое опасное время – полночь, – говорила Катриона Гамильтон. – И как же они неправы. Все самое страшное происходит около трех часов, когда до рассвета остается совсем немного времени. Именно тогда и вершится самое сильное колдовство». Мать знала толк в страшных вещах, и в колдовстве тоже, и как бы ни хотел Грегори спрятаться от своего прошлого, сейчас чары пробрались если не в его дом, то в его сны.
Он поднялся, когда отзвучал долгий, протяжный гул, точно оставленный часами след. С минуту потратил на то, чтобы отыскать под кроватью тапочки. Поймал себя на том, что спускает ноги на ковер с большой неохотой, словно под кроватью может затаиться чудовище. Усмехнулся. Грегори и в детстве не верил, что монстры живут под кроватью, под лестницей или в старом чулане. В детстве он прекрасно знал, где именно они обитают.
Лампу Грегори зажигать не стал, пошел на ощупь, тем более что требовалось сделать не больше дюжины шагов, чтобы оказаться возле комнаты Лауры. Дверь оказалась не заперта, хотя он прекрасно помнил, как трижды повернул ключ в замке. Грегори замешкался на пороге, потом шагнул и, чуть сощурившись, искоса, как учила когда-то мать, оглядел комнату. Все казалось совершенно нормальным, обыденным, в чем-то даже скучным. Еще пара шагов, и Грегори открыл дверь гардеробной. Посмотрел на след. Сейчас, ночью, в самый глухой и страшный час, след вдруг ожил особенным образом. Он мерцал. Не требовалось тайных знаний, чтобы понять, что оставил его не человек, и оставил неспроста. Что это? Предупреждение? Угроза? Или же просто некто случайно наступил раскаленными самой преисподней ногами на паркет и прожег его на дюйм?
Грегори не верил в Дьявола и в Ад, но в мире хватало и других существ, способных украсть человека, заморочить, завлечь на темную, опасную дорогу, оставить такой след. Когда Грегори был моложе, ему случалось сталкиваться с подобными созданиями, и он знал в те годы, как следует поступить. Но годы шли, и он старался держаться от опасностей теневого мира подальше. Он покинул замок навсегда, свел к минимуму свои встречи с матерью и приложил немало усилий, чтобы оградить Джеймса, последнего из Гамильтонов, от зловещей родовой тени. Грегори сделал все, чтобы сверхъестественное, колдовское, иномирное не касалось его даже краешком своей тени, и жил в Лондоне простой человеческой