Солнце взойдет. Ольга Демидюк
лечь на кровати за печкой, нужно снять восемь больших подушек. На подушках – бабушкой вышитые цветы. Затем – шесть пуховых одеял. Они все лежат слоями на кровати за печкой, потому что тоже бабушкины, и куда их еще деть.
Когда кровать становится низкой, забираешься под последнее одеяло. Слева на стене ковер, справа – шкаф, за головой – печь. И ты лежишь на кровати, как будто в маленькой комнате. Одеяло большое, тяжелое и толстое. Ты под ним совсем беззащитный, меньше, чем привык о себе думать.
Дом остывает за ночь, нос тоже хочется спрятать. Опускаешься под одеяло с головой, съезжаешь, как с детской горки. И тебе темно. И ты лежишь в теплом море, как рыба. Поджимаешь колени к груди, трешь пятки друг о дружку, как всегда делает мама и как всегда это тебя раздражало.
И засыпаешь.
В деревне мужики всегда знакомятся так: «А ты чья?»
А отвечать нужно так: «Васина».
Потому что здесь ты не живешь сам по себе. Ты обязательно часть чего-то большего.
В шкафу я нашла старинный молитвослов. Медленно листаю его серо-голубые страницы, чтобы выпуклые шершавые буквы вдруг не рассыпались от времени. Книге больше ста лет. А значит, ее держал в руках не только мой дед, но и прадед. Листать эти страницы – это как взять предков за руки и, стоя плечом к плечу, прочитать молитву.
Ты чья?
Я Васина. Я деда Гриши. Я прадеда Данилы.
За моей спиной есть земля, есть дом, есть род. Здесь я это чувствую кожей.
Здравствуй, лес. Здравствуй, дом. Здравствуй, я.
В детстве мы гурьбой ходили купаться на местную сажалку, рукотворный пруд – с водорослями, острыми ракушками на дне, густым ковром тины, толпой деревенских детей. Но для нас это было целое море. Для полного счастья нужно было взять с собой в дорогу рогалики тети Марии, еще неспелые яблоки белый налив, компот и бабушкины блины. И купаться, конечно, до «синих губ».
Рядом с нашим «морем» был хутор. В то время в нем уже никто не жил. И все мы мечтали поселиться на этом хуторе. Просыпаться утром и идти купаться в «море». Вот бы так повезло.
В прошлом году местные из соседней деревни наняли технику, расчистили сажалку от водорослей, построили беседку, сделали пляж.
Дом на хуторе давно сгорел. Участок выкупил сосед. У него там стройка и пчелы. Он ездит туда из деревни на мопеде и летом каждое утро купается в «море». По дружбе сосед разрешает мне ходить по его хутору, слушать, как шелестят вековые липы, взмывать выше ели на качелях и совершенно не ведать преград.
Приехала сегодня туда. Походила. Посмотрела на просторы. Подышала. Села на качель, оттолкнулась ногой от земли и подумала, что, кажется, из всей нашей компании для меня это место – по-прежнему главный жизненный успех и везение. И, кажется, я максимально к нему приблизилась. То есть вообще не выросла из детских мечт.
Когда бабушка получала пенсию, надевала святочное платье, платок-хустку и шла в магазин. В коричневой тканевой сумке приносила ржаной хлеб, батон, пряники и банку той самой сгущенки.
Банка