Янгын. Наталья Радиковна Готовцева
утерла ладонями остатки слезинок и, глядя озабоченно, проговорила страшным шепотом: – Не думай, что до здешних мест не доберутся, не обманывайся. Фрол ныне большую силу взял. Не нать тебе с ним пересекаться. У этой собаки душа гнилая, он из одной озлобленности запросто загубит тебя.
– Дык откуда ему знать, кто я?
– Не сама, так найдется, кому тебя или о тебе сведать. Васнь[4], и не со зла, без умысла, сами того не зная, и выдадут. Внимай чутче и обещай мне, что последуешь моему завету. Попытай найти Гераську и тикайте едино. Удирайте подалей, в заморские края. А прежде укажу место, где добыча кудеяровская упрятана, с лишком хватит обустроиться в любом месте. До того добра боле некому добраться, все сгинули. А добра там невиданно!
Дуняша прикрыла глаза, чуть было сызнова не закашлялась, прикрыла рот рукой, сглотнула и удрученно сказала:
– Но кому это принесло истинное добро, счастье ли? Не надо за все хвататься, на дорогу, на прокорм по первости, куда более, вам самой малости с лихвой достанет. Мир, Ася, большой, и добрых людей в нем немало, для добрых и без злата с серебром счастье сыщется, и ты встретишь свое и место свое найдешь.
Ася глубоко вздохнула, боль не давала ей покоя, но она собралась с мыслями и с искренним сожалением продолжила:
– Ослушалась я тогда Кузьму, не захотела уйти, все надеялась найти могилку Воруюшки, да где она, кабы кто знал. Сгнил с братьями-казаками в болотах. Ты поклонись тем местам, пускай мой Воруюшка и его братки покойно спят.
Зима-зимушка набирала власть, выпустила мороз на волю, заснежила густо и завела хоровод. Ветер, завывая свою печальную песню, закрутил белую легкую метель, закружился в пляске со снежинками. Снежинки, исполнив свои плавные вращения, падали, укрывая пушистым ковром следы непрошенного гостя, который, по всей видимости, был чему-то несказанно рад. А рад он был тому, что не стукнул в дверь, а стоял долгонько в нерешительности, вслушиваясь в разговор женщин. И сейчас во всем его виде и походке исчезли даже намеки на какие-то колебания или стесненность. Глаза его бегали горящим необузданным нетерпением, тихо бормоча себе под нос и возбужденно потирая руки, суетливо удалялся от дома Дуняши.
Глава 2
ГЕРАСЬКА. Дикое поле, октябрь 1570 года.
– Ты нам, Герасим, не указ. И нешто, что братия порешала. Мы к вам на службу не подвязывались. А вольному – воля! Послу московскому, что мы «козу» сделали да поимели хабар, дык пусть востро держит своих служак, – шалый казак Митька задорно зареготал, – мене дрыхнуть надоть, за ихним храпом и пушечного выстрела не слыхивать. Ногайцам насмех послов таковых, под зад пинком, и всех делов. Так и доложи своему Голове, а ежели надоть долю…
Митька ухмыльнулся лукаво, оправился, подтянул пояс на черкеске, всю в бурых пятнах, давнишних и свежих, явно кровавых, и зычно, в голос позвал своего помощника:
– Васька!
В курень с улицы тут же на зов ввалился детина, будто на изморози под дверью торчал, а не с казаками в тепле в землянке
может быть