Желтый, Серый, Анджела Дэвис, Вулкан и другие. Тимофей Юргелов
разумеется, вечером – и вдруг «из могилок» встал мужик с красной рожей – уже насосался! – а в руке стакан с чем-то красным. Только увидел Саньку, пошел ему наперерез, «шатаясь, как мертвец». Костя хотел съехидничать по поводу красного в стакане, но передумал. Да и до шуток ли в этот изменчивый час, когда начинает пробуждаться все непонятное, зыбкое.
Кому незнакомо это ощущение холода и пустоты за спиной? И страшно, страшно оглянуться назад: а вдруг, пока твой разум дремал среди привычных вещей, а глаза скользили по их поверхности, действительность скроила там какую-нибудь престранную мину… Ты оглянешься – и она не успеет принять обычное выражение. Поэтому, если уж оборачиваться – а лучше не оборачиваться совсем, – то медленно-медленно, чтобы вся нечисть успела попрятаться в свои норы и щели.
– Тихо! Если не хочешь слушать, иди отсюдова.
– Да тихо вы!
– Сама – тихо!
– Всё: кошка сдохла, хвост облез – начинай.
Стриженная, черноволосая Маринка, широкоскулая, с близко посаженными глазами, натягивает на квадратное колено длинный подол зеленого – сейчас в темноте серого – платья, испещренного множеством бледных буратино – при свете ярких, в красных колпачках. Затуманившийся взгляд ее устремлен куда-то вдаль. Ноготь на мизинце накрашен и облез. Сипловатый голос звучит монотонно и завораживающе:
– Одна старая бабка жила на кладбище. А там возле одной могилки огонек каждую ночь светится – и это… Она смотрит: какие-то люди сидят, вены режут и плачут…
– Кому вены режут? – спросил Санька.
– Себе – кому же еще… А один парень с камерой… Как его? – он на телевидении работал…
– Оператор.
– Ага. Он все снял, что на кладбище делалось… Тьфу! – сбил меня. Из-за тебя все перепутала.
– Ну ладно, давай с начала.
– У бабки муж тама был похоронен. Она написала письмо на телевидение, чтобы приехали сняли, что там делается. Потом они лежат, смотрят по телеку: на могилке огонек маленький горит, вокруг сидят какие-то люди, капают кровь на огонь и говорят: «Пришла пора, Светлана»… – Последние слова Маринка произнесла басом.
– Какая Светлана? – опять перебил Санька.
– Разве не понятно! У этого парня была невеста, звали ее Светлана.
– Ну и что?
– Ну и всё. Потом они посмотрели телек и она их узнала.
– Кого?
– Да их же! Тех которые на могилке сидели. Какой дуб! А это друзья ее оказались, только живые они были.
– Как живые? – недоверчиво смотрит Санька на рассказчицу.
– Это артисты были просто переодетые, хотели подшутить с них.
– У-у, – протягивает разочарованно Санька, – разве это страшная история! – Он чувствует себя героем, поэтому считает, что вправе прерывать и судить других.
– А вот я знаю! Только это не история, а страшный анекдот, –