Бисквитка. Татьяна Рогожина
ничуть не удивившись ночным происшествиям в доме купца, продолжила свой путь к рассвету. Где-то на востоке уже начинался новый день.
5. Дубовую, обтянутую бирюзовым бархатом, мебель в большой гостиной убрали в чехлы, опустили тяжёлые шторы, чтобы не выгорала обивка, ковры застелили белыми холщовыми дорожками ― до следующего праздника или иного подходящего случая. Любовь Гавриловна, несмотря на склонность ко всему европейскому, никак не могла изжить в себе чрезмерной, привитой ещё в детстве, бережливости, поэтому парадные комнаты большую часть времени были закрыты.
Лишь в сиреневую гостиную, где стояло пианино, допускались дети, чтобы заниматься музыкой. Туда же отправили и куклу, освободив для неё место в стеклянной горке, хотя Таша практически ежедневно умоляла мать отдать ей Иветту насовсем.
– Нет, не проси, душа моя, не позволю. За стеклом она будет куда сохраннее, ― стояла на своём Любовь Гавриловна, ― неужели ты хочешь, чтобы наш с отцом подарок, кстати, очень дорогой, издалека привезённый, пришёл в негодность?
– Мама, я аккуратно буду играть. Честно-честно.
– Таша, мне не нравится твоя настойчивость. Еще раз говорю ― нет. Кукла будет стоять в шкафу. Всё, ступай, пора заниматься, Мина Осиповна ждёт тебя в классной комнате.
Дареева не любила ослушания. Иван Дмитриевич целыми днями отсутствует, то дела делает, то в клубе заседает, а то и вовсе в отъезде, ей же домашних ― и детей, и прислугу ― надо в строгости держать. Раз уступишь, а потом и вовсе на шею сядут.
– Глаз с неё не спускайте. Ни днём, ни ночью, ― велела она няньке и Мине, ― упаси боже, ещё раз встанет и случится что, вам тогда не поздоровится, выгоню обеих. Да, вот что, Таше о ночных её похождениях ― ни слова. Чтобы зря не тревожилась. Оно и лучше, что сама ничего не помнит. Короче, держите всё в тайне. Особенно от прислуги. Эти запросто могут по дурости своей разболтать, разнести по округе. Стыда не оберёшься. Ни к чему Ташеньке такая известность. Среди детей злые попадаются, лунатиком задразнят, насмешками изведут.
Нянька из-за всех этих предупреждений вторую неделю ходила насупленная, с Миной разговаривала неохотно и только по делу. Очень уж ей хотелось всю вину свалить на гувернантку.
«А что?! Так и есть, ― размышляла она сама с собой, ― как только гувернёрка появилась в дому-то, так прям беда. Дитё будто подменили. Даром глаза у ней шибко бледные, словно линялые, нехорошие. Эх, картинка ты, картинка, кудри-локоны…»
Безусловно, нянька вредничала.
Как раз глаза у гувернантки были красивые, глубокая полупрозрачная голубизна которых проявлялась не сразу, а лишь когда оттаивала строгая линия губ, превращаясь в доверчивую полуулыбку. Случалось, правда, это нечасто. Во всяком случае, на людях.
Когда закончились занятия, и девочка отправилась с Варварой Ивановной в свою комнату, Мина открыла шкаф и достала оттуда Иветту-Веточку. Заранее вооружившись лупой с хорошим увеличением, гувернантка собиралась изучить все подробности