Неискушённый. Юрий Ель
окончательно признать всё вышесказанное Бонхомме никак не мог. Не хотел. В глубине души он, несомненно, верил богине и не смел отвергать злую правду, но только лишь в глубине. На поверхности же Антал Бонхомме был невероятно уверенным в себе молодым человеком. Самовлюблённым, эгоистичным и надменным. Высокомерие позволяло защитить себя и помогало хоть иногда забывать о том, кого в нём видели окружающие. Кого прескверный видел в собственном отражении.
Локоны отказывались подчиняться, и Антал, глухо зарычав, швырнул гребень куда подальше, после чего отвернулся от зеркала, оставив всё как есть. В этот момент в двери постучали.
– На завтрак, господин, уже пора! Вы, несомненно, очень голодны с утра! Я отведу вас прямиком к столу! Хотите кашу или чай? Я выбрать помогу!
Дарио стоял под дверью и хрипел. Слова из сдавленной глотки вырывались с трудом, надрывно, хотя и мелодично. Антал не видел его лица, но точно знал: тот улыбался во все зубы, дёргая губами и бровями. Посмертные муки дворецкого были очень ощутимы, и не только его. Ото всех обитателей дворца, кроме правящей семьи, нестерпимо несло могильным смрадом и веяло холодом. Энергетика эта застыла в воздухе и давила, стискивала в своих объятиях.
Антал мог бы упокоить их. В конце концов, лучше него никто другой с этим не справился бы. Однако ни Нерон Дезрозье, ни сами мёртвые пока не просили о помощи. Потому вмешиваться просто так прескверный не собирался. Всё-таки король вызвал его в качестве ювелира, а не отпевающего. Хотя Бонхомме соврал бы, если бы сказал, что ему абсолютно безразлична судьба несчастных усопших, души и тела которых не нашли покоя. Он искренне сочувствовал им, потому что понимал, насколько ужасна смерть. Особенно извращённая. А в данном случае таковой она и являлась. Мёртвые тела должны лежать в земле, а души – отпущены. Иначе это кощунство и садизм.
– Вас терпеливо ожидаю! Стою за дверью, не мешаю!
Антал вздохнул и направился-таки к дверям. Покинув покои, он неискренне улыбнулся и сказал:
– И вам доброе утро, Дарио. Что ж, ведите на завтрак.
Дворецкий поковылял вперёд, а Антал зашагал следом. Они оказались на первом этаже, где свет тут же сменился мраком. Шторы всё ещё были задвинуты, не позволяя солнцу проникнуть внутрь и даровать хоть каплю тепла. Горели свечи. Огоньки их подрагивали от бесцеремонно вторгшихся сквозняков. Обстановка не изменилась. Разве что те самые две служанки, что вчера приводили в порядок цветы, теперь остервенело натирали здесь полы, заставляя тёмный мрамор блестеть и скрипеть от чистоты. Юные, но уже мёртвые девушки – одна темноволосая, а вторая белокурая – стонали и тихо выли. Каждое движение давалось им с трудом. Иссиня-бледные лица пугающе исказились: рот широко распахнут, как и мутные глаза. Антал отвёл от них взгляд, не понимая, за какие заслуги они вынуждены так страдать. Даже умереть не позволили достойно.
Дарио тем временем распахнул большие двери, учтиво пропуская гостя вперёд. Трапезный зал встретил приятным ароматом еды и теплом, исходящим