Темный разум. Михаил Андреевич Бедрин
знакомых. А это значило, что зайти к кому-либо поболтать он не мог, от слова совсем. Внутри противно похолодело. То самое ощущение, когда начинаешь, что называется, прямо жопой чувствовать, что происходит (или должна произойти) какая-то фигня.
Я вышел в «предбанник». Так мы называли часть подъезда, в котором было всего две квартиры: наша и соседей. Я вышел и прислушался. Нет, никто не ждал за дверью. По крайней мере, было очень тихо. Постоял с полминуты в ожидании ну хоть чего-нибудь. Ничего не произошло, вообще. Переборов волнение, я приблизился к двери в подъезд, и аккуратно приоткрыл её.
Дверь предательски скрипнула, как расстроенная виолончель еврейского музыканта.
– Снова негодяи лампочки повыкручивали… – чуть слышно произнес я и тут же осекся. До моего слуха долетели звуки какой-то… сложно сказать… Борьбы что ли?
Этажом ниже, и через один этаж, и ещё ниже света тоже не было и в помине. Каждый лестничный пролёт отбирал у меня больше времени, чем обычно. Отмерив неспешным шагом двадцать пять ступенек, я стал гораздо отчетливее слышать те звуки, что беспокоили меня ранее.
– Гони бабки! – произнёс грубый низкий голос.
Череда глухих ударов из темноты следующего этажа.
– Сколько их у тебя? Все давай! – произнёс уже другой голос, и снова несколько глухих ударов, перемежающихся с хрипами и криками боли. На секунду мне показалось, что в голос человека, кричавшего от боли, я узнал своего друга.
На негнущихся ногах, но максимально тихо, я вернулся к себе в «отсечку» и закрыл за собой дверь. Опершись о дверной косяк, я метался между вариантами своих дальнейших действий. В моей голове состоялось собрание, на нем присутствовали Совесть, Своекорыстие и Страх.
– Ну, и кто ты после этого? – в голосе Совести слышалась сталь. – Ты же последняя сволочь…
– Не слушай её! – резко оборвало оппонента Своекорыстие. – Всем на всех насрать. Тебе просто показалось. Это не мог быть голос Максима.
– Может, расскажем маме? Или папе? Или, на худой конец, вызовем полицию? Мы же не вернемся туда, правда? – голос Страха дрожал. Казалось, что ещё немного, и он расплачется.
– Так, всем заткнуться! – прокричал я мысленно.
– Чувак, ты не понимаешь… – начало Своекорыстие.
– Иди в жопу! – огрызнулся я.
– С-с-согласен, – прошмыгал Страх.
– Кто-нибудь, дайте ему салфетку! Ненавижу, когда над ухом сопли на кулак наматывают.
– Молодец. Я в тебе не сомнева…
– Ой, вот только ты не начинай!? – одернул я Совесть. – Лезешь всегда, когда надо и не надо. Всем тихо! Я думаю.
Прошли долгие минуты. Может быть, пять, а может, и все десять. Не знаю, видимо, Совесть всё же победила, или… да Бог его знает…
Правая рука нащупала тяжёлый предмет, стоящий у двери. Это был брусок около полутора метров в длину, узкий к низу и расширяющейся к другому концу (я пытался выстругать себе меч). Как только рука ощутила тяжесть дубинки, сердцебиение слегка унялось.
Стараясь не шуметь, я снова преодолел те же двадцать пять ступенек. Глядя в темноту, сжимая импровизированное