Светлый град на холме, или Кузнец. Татьяна Вячеславовна Иванько
меры, – прошипела я.
– Может, оставим как есть, хиггборн? – она ещё выше подняла мосластые плечи. – Ведь без веления Богов ни один человек…
– Значит, считай, что моими устами говорят норны!.. Не должна эта мерзавка, это отродье, привязать к себе моего сына детьми! Не через неё его потомство войдёт в мир!.. Ступай. И делай надёжно.
Лодинн склонила голову:
– Да, хиггборн. Я добавлю яда в сажу для татуировки. Она скинет и никогда не забеременеет больше…
Я обрадовалась: ничего лучше и придумать нельзя, смягчившись к своей верной Лодинн, я отпустила её…
…Я поняла, что случилось сразу же. Я только не поняла почему. Не от боли же, что причинял мне татуировщик, не такая уж сильная то была боль. Но на третий день, как начали наносить мне на спину орла, начались месячные, и по всему, по всем признакам, обнаружившимся при этом, я поняла, что была беременна.
Я не могла не сказать об этом Сигурду, тем более что он застал меня совершенно больной, при том, что всегда я эти дни переносила легко, не чувствуя недомоганий.
Сигурд сел рядом со мной на ложе.
– Тебе очень грустно? – спросил он, взяв мою холодную от болей руку.
Я не ответила, что тут спрашивать. Он тоже огорчился.
– Давай не будем долго грустить, милая? – тихо сказал он, продолжая гладить меня по руке. – У нас будут ещё дети, ведь так? Мы женаты всего месяц и Боги уже благословили нас, а впереди целая жизнь…
Я заплакала, обнимая его. Он гладил мои волосы, а я чувствовала тепло его щеки. Милый, милый мой, прости, что потеряла твой дар, бесценный, самый лучший из всех возможных даров на свете…
…Мне и грустно, и больно за неё, за нас обоих, но я знал, что не должен показывать, насколько я огорчён, иначе ей станет ещё горше.
Я пришёл с этим печальным известием к матери, она выслушала и вроде бы посочувствовала, но потом сказала неожиданно:
– А ты уверен, что она не лжёт, что не сама…
– Мама, как ты можешь, видела бы ты, как она плачет! – воскликнул я.
– О! женские слёзы! Учись не верить им, – с удивляющим меня спокойствием, продолжила Рангхильда, усмехаясь. – И потом, Сигурд, она же гро. Ты вообще уверен, что ребёнок был от тебя, и она не избавилась от чьего-то ублюдка? Женщины на всё способны.
Мне показалось, меня ударили под дых. Как ты, мама, можешь даже думать о таком, не то, что говорить?!
– Не она хотела за меня, я мечтал жениться на ней! – напомнил я. – Ей незачем было завлекать меня. Или ты забыла, мама, что мы три с половиной года ждали согласия? – возмутился я.
Мать сделала вид, что соглашается со мной, лишь пожала плечами.
– Если ты так думаешь о ней, почему так хотела женить меня на ней? – спросил я, глядя на то, как она качает своей красивой головой, усмехаясь. Её глаза сейчас как мартовский лед, серые, непрозрачные.
– Сигурд… Как странно мне слышать эти речи. Я женила тебя на Сонборге, а не на ней. Будь она хоть чёрт морской, я и тогда хотела бы вас поженить. Но… то, как ты будешь с ней жить, это твоё, конечно дело… –