Путь в тысячу пиал. Валерия Шаталова
Он чувствовал теплую благодарность к человеку, так и не снявшему шапку. Но дремота все сильнее утягивала в мир снов, и, казалось, что никакие звуки уже не смогут вырвать Цэрина из ее вожделенных объятий.
Глава 7. Джэу
Знатные тхибатцы стараются без нужды не расставаться со своей личной гау. Это специальная амулетница для ношения на груди, в которой хранятся реликвии – тексты с мантрами или изображения тэнгри. Обычно гау сделаны в виде небольшого полого цилиндра и часто изукрашены янтарем и кораллами, а на шнурок могут быть нанизаны бусы из дорогой отшлифованной бирюзы.
Низкий рев гьялинга вырвал Джэу из размышлений – один из музыкантов поднес к губам длинную деревянную трубку, оканчивающуюся металлической воронкой, и зашагал впереди процессии, явно зная дорогу. За ним в прежнем порядке потянулись все прочие, а последним на этот раз пристроился второй музыкант, барабанщик. Его инструмент издавал глухие рокочущие звуки, похожие на громовые раскаты вдали, над верхушками гор, нависающих над тхибатским плато.
Дом кушога Рампы, к которому подошла траурная процессия, был трехэтажным и большим квадратом огораживал внутренний двор. На первом этаже размещался скот, а в верхних помещениях, судя по всему, жили семья и слуги, один из которых и встретил монахов:
– Почтенные ламы, проходите, прошу, почтенные ламы… – Невысокий щуплый паренек беспрестанно низко кланялся всем пришедшим, не делая различий между учениками, воинами и учителями.
Молитвенная комната, куда он их сопроводил, была маленькой, но богато убранной. Перед алтарем с деревянными скульптурами горели масляные светильники. Семь чаш со свежей водой, приготовленные на случай, если тэнгри придут и захотят напиться, блестели, словно их начищали по несколько раз в день. Ученики астролога сразу же затянули мантры, знаменующие начало пховы, а кушог Нгян и лама Таньшу величественно направились вслед за хозяином дома.
«Не иначе, сходу за поминальный стол», – с издевкой подумала Джэу. – «Нужно настроиться на верный лад, чтобы молитва была страстной, и благие тэнгри ее точно услышали».
Сама она тихо выскользнула из молитвенной комнаты и вслед за монахами-воинами спустилась во двор. Прошло немало времени, пока о них вспомнили, и мальчик принес горячего маслянистого чая в изукрашенных пиалах. Размешивая цампу, Джэу придумывала, что она наврет Шакпори про деликатесы на поминальном пиру:
«Скажу, что подавали шамдре из телячьего языка. Да! А к чаю бутоны рододендрона, вымоченные в медовом сиропе и…»
Она замечталась, представляя завистливое выражение на лице Шакпори, и поняла, что ее зовут, лишь когда слуга боязливо дотронулся до ее плеча.
– Пора… Время пришло… – пробормотал он и шарахнулся в сторону, когда Джэу резко открыла глаза и вскочила на ноги.
От ворот, где в позе для медитации сидели монахи-воины, донеслось негромкое:
– Суета ума уводит с пути к познанию.
Джэу