Жанна д'Арк. Дмитрий Мережковский
ни даже в древних абсолютных монархиях Египта, Вавилона и Рима. Люди сами в цепи идут, жаждут рабства неутолимо: чем иго тяжелее, тем ниже и мягче гнутся шеи рабов, так что, наконец, самым мертвым и холодным из всех человеческих слов сделалось в наши дни самое живое, огненное слово Духа – Свобода.
XIX
Только в Великой войне могло родиться на месте бывшей России великое царство новых Годонов, поработителей. И только что оно родилось – потянулись к нему сердца всех обуянных волею к рабству народов, как уста жаждущих – к воде и голодных – к хлебу.
Самое непонятное и невозможное сейчас – не только для Франции, но и для всей Европы – то, чего хотела св. Жанна д'Арк, когда замышляла всемирный Крестовый поход для освобождения Святой Земли от ига неверных: «Мы совершим прекраснейшее из всех когда-либо в христианстве совершенных дел»; и то, чего хотела св. Тереза Лизьёская: «О, если бы мне в Крестовом походе сражаться!» Это дело, самое как будто сейчас невозможное для Европы и Франции, – может быть, единственное для них спасение.
О, если бы знала Франция, что ожидает ее под игом этих новых Годонов, всемирных завоевателей и поработителей! О, если бы знала она, о каком освобождении, от каких цепей молится Жанне Тереза:
Слушай, в ночи —
Франция плачет:
«Вспомни!
Снова приди и спаси меня, кроткая мученица Жанна!
Видишь, руки мои – в цепях…
Лицо закрыто, очи заплаканы,
И величие мое унижено…
Снова приди,
Цепи мои разбей,
Освободительница Жанна!»
II. Жизнь св. Жанны д'Арк
I
Главное для Жанны и самое действительное в жизни, – то, что называет она своими «Голосами», «Видениями». Если это «обман», то и все остальное в жизни ее тоже обман; но тогда непонятно, как эта семнадцатилетняя крестьянская девочка спасла не только Францию, но и всю Европу – весь христианский мир. А если это истина, то в Голосах ее – одно из величайших явлений Духа во всемирной истории. Чем-то в религиозном опыте Святых явление это может быть предсказано, но в самой истории – как будто ничем.
Так же как в те незапамятно древние дни, когда закалались человеческие жертвы волхвами, друидами, «Деве Рождающей», Virgo Paritura, – шепчутся, и в эти дни Жанны, дремучие дубы древнего Вогезского леса, откуда «выйдет Святая Дева»; так же водят свои хороводы, при месячном свете, под «Фейным деревом», «Лесные Госпожи»; так же, в зеленой тени плакучих ив и ольх, воды Мёзы льются, такие прозрачные, что виднеются сквозь них серебряно-голубые, с розовыми пятнами, форели и длинные, как русалочные волосы, травы; так же уныло поет пастушья свирель, над холмами, низкими и нежными, как девичьи груди, под небом невинно-лазурным, как девичий взгляд; так же тихо плачет утренний колокол, Ave Maria, и вечерний, Angelus. И так же человеческие краткие звуки, слабые шумы войны – зловещий набат, пушечный гул – не нарушают, а углубляют тишину земли и неба бесконечную.
В этой-то тишине и раздается тишайший, но сильнее громов небо и землю потрясающий голос Духа:
– Дочерь Божия, иди, иди! Я тебе помогу, –