Ты здесь?. Светлана Милкович
за этим темнота сменилась чем-то светлым, приятным, обволакивающим, и мне казалось, словно я куда-то лечу.
Танцующие под закрытыми веками образы вновь принимают форму собственной комнаты.
Потолок все такой же белый, а музыка за стеной все такая же громкая. Мое тело очертаниях темени выглядит неестественным, моим и не моим одновременно.
Крик, что должен сотрясать стены, всего лишь сотрясает меня внутри. Осознание приходит не сразу, оно похоже скорее на укус комара, когда через время рана начинает зудеть и желание расчесать её становится буквально единственным, о чем думаешь. Все кажется не настоящим, реальность фонит и трещит, раскалываясь на части.
Я судорожно оглядываюсь, судорожно пытаюсь понять, что происходит, но не получается. Потому что такого не может быть. Не со мной. Не сейчас. Не в момент, когда я вернулся домой и хотя бы немного сумел ощутить себя целым. И в попытке отогнать от себя эти мысли начинаешь ощущать скребущуюся по внутренностям панику, пытаешься дышать, ущипнуть себя в конце концов!
Мне страшно, и я кричу-кричу-кричу. Громко, так, что будь я жив мог бы сорвать связки. Но никто не слышит, не видит, не чувствует. Ни когда раздается чей-то плач, ни когда в комнату заходят медики и грузят мое тело в мешок, ни когда дом к утру остается пустым и погруженным во мрак.
И все, что остается – это наблюдать. Как забирают все вещи, напоминающие о тебе и о прошлом. Как фоторамка с изображением родителей разбивается в коробке, когда кто-то кидает в неё футбольный мяч. Как наполненный когда-то дом пустеет, а вместе с ним пустым остаешься и ты. Даже слезы, что текут из глаз, не ощущаешь.
Мне больно – больше не быть собой. Больше не быть живым. И я стараюсь об этом не думать. Но когда ты мертв, единственное, что тебе остается – это вспоминать, наблюдать, ждать чего-то. И от этого не по себе. От ежедневных скитаний по пустому дому в попытке воспроизвести все воспоминания снова. Наблюдать за жизнью из-под грязного стекла, понимая, что это мало смахивает на тот самый фильм про любовь с Патриком Суэйзи, когда в конечном итоге все герои обретают покой. Это напоминает проклятье, своеобразную расплату за те плохие вещи, которые когда-либо совершал в жизни. Я одинок там, где когда-то был жив и счастлив.
Не знаю, сколько времени прошло с тех пор. Дни медленные, тянутся, как карамель, навевают лишь ожидание. Чего? Я и сам не знаю ответа.
Я всегда думал, что после смерти наступает забвение. Так или иначе, но ты уходишь, перерождаешься или отправляешься куда-то далеко. Все ложь. Нет никакого рая, ада и других выдуманных кем-то миров. Есть смерть, а есть жизнь, и я – где-то между ними. Я мертв, но все еще в мире живых.
Недосягаем, не слышим, но существуем.
***
– Нет, Мириам, не стоит. Да. Нет. Да. Хорошо. Я позвоню позже. Пока.
Она не стесняется курить прямо в доме, перемещая сигарету к краешку губ. На вид не больше тридцати. Черные – как непроглядная тьма – волосы, забранные в хвост, острые черты лица, об которые, если бы я был жив (о, самоирония!) с легкостью