Сгинь!. Настасья Реньжина
сам тут закупается. Длинные ряды кондитерских изделий: торты, печенья, конфеты, вафли. Крошечный прилавок со специями. Раньше здесь продавали соленья, но то оказалось невыгодным: местные сами все выращивают, сами же солят, чужие соленья покупать и есть брезгуют.
И потом уже – длинный овощной ряд. Фрукты, правда, там тоже продают. И ягоды. Но жители Н-ска говорят коротко: «Овощной». А то пока выговоришь «фруктово-ягодно-овощной», забудешь, за чем пришел, то ли за капустой, то ли за бататом.
Неправда. Никакого батата здесь отродясь не продавали! Кому он тут нужен, этот батат? Его и приготовить-то не понять как, и н-ский мужик такое есть не будет!
Ольга медленно брела меж рыночных рядов, рассеянно разглядывая товары на прилавках. Покупать ничего не собиралась, да и не могла: денег в кармане – три копейки. На рынок ее притянуло. Центр городской сутолоки. В Н-ске даже на вокзале спокойнее.
Она дошла до конца рядов, замерла напротив последнего прилавка и уставилась на зелень. Зелень Ольге ни к чему, просто так уставилась – не знала, что делать дальше, куда идти.
– Девушка, вам чего? – услужливо спросил продавец-узбек. – Петрушки? Укропчику?
Разговаривал узбек почти без акцента, лишь с легким таким восточным налетом, особенно при произношении «е», она у него к «э» стремилась. Сам худющий, загорелый, словно год провел на морском берегу, на голове тюбетейка, из-под которой торчала нелепая, почти кудрявая челка.
Он выбежал из-за прилавка, отщепил пучок укропа:
– Вот, укроп сейчас хорошо, укроп сейчас полезно, держите.
Ольга зачем-то схватила зелень и прижала к груди, словно то был букет ландышей, подаренный на первом свидании. Дают – бери.
– Петрушки надо? И петрушки отщиплю. Или, может, салата? Мне вот сегодня привезли, свежайший, Турция. Что еще надо, красавица?
– Работу, – неожиданно и для продавца, и для себя сказала Ольга.
– Работу? – переспросил узбек.
Ольга медленно моргнула в ответ – все еще не верила, что сказала это вслух первому встречному.
– Но я не вешал объявления, – растерянно сказал узбек и опустил нащипанную зелень в ведерко с водой.
Укроп так и остался в Ольгиных руках. Не вырывать же.
– А надо бы! – донесся низкий, с хрипотцой женский голос из-за прилавка.
Следом за голосом (сначала раскаты, потом – молнии) показалась миниатюрная узбечка с огромным животом. Беременный живот же не влияет на миниатюрность женщины? Особенно если он растет, а остальное тело – нет. Черные блестящие волосы стянуты в две тугие длинные косы, голова повязана платком, на темное платье в пол накинута жилетка, похожая на ободранного кота. Того и гляди мяукнет.
Узбечка сложила руки на груди, свела густые брови, сверкнула глазами-угольками:
– Тибэ эт работ нужна?
А у нее акцент заметный.
Ольга кивнула. Она немного робела перед беременной, как перед старшей родственницей, хотя на вид узбечка была