1937. Русские на Луне. Александр Марков
будет не сыскать. Перед кондитерской остановился «Руссо-Балт». Его брезентовый верх, несмотря на жару, был поднят и, вероятно, уже нагрелся, источая теперь тепло, как поставленная на огонь сковородка, а пассажиры авто сварились в салоне как в кастрюле.
Дверь распахнулась, но не так сильно, как можно было ожидать по тому жесту, с каким вламывался в кондитерскую очередной сладкоежка. Секундой ранее он выскочил из салона, да так быстро, точно ступеньки авто раскалились на солнце, и жар этот чувствовался даже через каучуковые подошвы ботинок. Он навалился на дверь всем телом, вдавливаясь в нее плечом и руками, едва не врезавшись в нее щекой, которая не достала до стекла нескольких сантиметров. Он стал бы похож на любопытного ребенка, заглядывающего в окошко, чтобы выяснить, что же прячут от него родители. Конечно, сладости…
Слишком жесткими пружинами крепилась дверь к косяку. Пружины заскрипели, звякнул потревоженный открывающейся дверью колокольчик, подвешенный к потолку.
Дверь приоткрылась. Проход был чуть уже, чем тучное тело посетителя, и тому, чтобы пробраться внутрь, пришлось еще немного поднажать и упереться ногами в пол. Наконец он проскользнул в кондитерскую, увернувшись от закрывающейся двери. Она хотела ухватить его, но смогла прикоснуться лишь к полам развевающегося свободного пиджака. Сзади его подгонял поток теплого воздуха.
Человек устремился к прилавку.
Шешель не удержал улыбку. Он не стал бы обращать внимание на этого человека, если бы тот так долго не боролся с входной дверью.
Влюбленная пара уделила ему столько же внимания, сколько заслуживает жужжащий где-то в глубине комнаты комар.
Похоже, он входил в число постоянных клиентов, чей вкус кондитер успел изучить.
– Здравствуйте, Павел Сергеевич, – проговорил он, елейно расплывшись в улыбке, появившейся на его лице уж никак не из-за наблюдений за мучениями посетителя. Мог и помочь, – рад вас видеть. Вчера вечером ходил с супругой на вашу новую картину. Потрясающе. Потрясающе.
– Спасибо, – сказал толстячок, оказавшись возле прилавка, нетерпеливым видом своим намекая, что он хоть и рад похвале, но так занят, что у него совсем нет времени общаться с поклонниками. Чтобы еще больше подчеркнуть это, он забарабанил пальцами по прилавку, где громоздились горы всевозможных пирожных, от запаха которых желудок начинал что-то напевать, а если хозяин этих песен не слышал или не понимал, то бился в судорожном припадке.
– Ой, простите, что задерживаю вас, – встрепенулся кондитер, – вам ведь как всегда?
– Да, конечно.
Невысокий, толстенький. Его длинные волосы спадали почти на плечи, толстые щеки походили на перекачанный мяч. Лучше его не пугать и не расстраивать, а то сердце, заработав в учащенном режиме, перекачает ему в голову так много крови, что она обязательно лопнет. Она и так уже близка к этой катастрофе. Первые признаки надвигающейся беды – раскрасневшаяся кожа и обильно