Феномен 404. Дмитрий Алексеевич Игнатов
в случае болезней или духовных размышлений. Я и моё тело. Но это не мой случай…
То, что секунду назад было внутренними органами, костями, мышцами, кожей, под действием мудрёных биохимических процессов приходит в движение, меняет назначение и форму. Я сжимаюсь и вытягиваюсь. Извиваюсь, как удав. Просачиваюсь, как вода. Вражеский Василёк навряд ли понимает, кто или что оказывается перед ним. Тёмно-кровавые, почти чёрные, тонкие, как волос, и острые, как иглы, длинные усики, словно стрелы, входят в его тело. Теперь я чувствую свежую плоть всеми клеточками. Из специальных межклеточных пузырьков в организм жертвы выбрасываются ферменты. В каждой точке прокола запускается деление клеток. Как гигантское живое корневище я проникаю между органов, растворяю и поглощаю ткани. Экспоненциальный рост буквально разрывает несчастного изнутри. Вряд ли он представлял свою смерть так. Развороченный человек уже через минуту превращается просто в бесформенный кусок мяса. Жадная плотоядная ризома рефлекторно ещё обгладывает эти объедки, продолжая опутывать своими нитями, но я уже теряю к ним интерес. Трапеза продолжается. Впереди новое блюдо.
В поисках питательных веществ раздувшаяся вдвое биомасса несколькими скручивающимися потоками вываливается во двор разрушенного дома. Миномётчики явно не ожидают такой встречи. Командир хватается за свою натовскую эмку, но никакой «ассаулт райфл» сейчас не поможет. Чёрная щупальца уже закручивается вокруг его берца, устремляется вверх, проникая под ткань, сжимается и оставляет без ноги. Солдат с душераздирающим криком валится на землю – прямо в кипящую чёрную лужу, которая продолжает жадно его поглощать.
Через пару минут миномётный расчёт оказывается окончательно подавлен. Я бы даже сказал «потреблён». Посреди вытоптанной площадки остаётся одинокая тренога, пожелтевшие кости и чья-то каска с куском черепной коробки. Насытившись своими жертвами, ризома милостиво возвращает мне моё привычное тело и запускает автофагию – начинает поглощать саму себя, запасая энергию в митохондриях. Белохалатные умники говорили, что у меня теперь их в четыре раза больше нормы. Постепенно я снова ощущаю свои кости, мышцы, кожу…
Я опять смотрю на мир единственной парой человеческих глаз. И вижу тысячи глаз смотрящих на меня. В метрах десяти над головой висит POV-дрон. Совсем не такой, как используют наши ребята или ребята, с которыми мы воюем. Это не какой-нибудь дешёвый одноразовый Китай, а шустрый шестимоторный жук с наклейкой «Пресса». Журналисты, как же… Уж я-то знаю – это соглядатай из Холдинга.
* * *
Всё-таки забавно, во что превратилась современная война. Раньше для тех, кто находился в тылу, это оставалось чем-то тревожным, но всё-таки далёким. Периодически напоминавшим о себе похоронами в соседнем доме или встреченными на улице инвалидами без рук и ног. Но за последнюю сотню лет всё сильно поменялось. Война, прежде звучавшая лишь в рассказах очевидцев и непосредственных участников, закричала о себе в заголовках газет,