Растерянный. Записки. Письма. Повесть. Владимир Владыкин
а именно тесть. Пётр Андреевич, пребывая в благодушном настроении, говорил:
– У нас на дворе между мужчиной и женщиной эпоха равноправия. В семье нет слуг, а только супружеские обязанности. Она должна хранить семейный очаг, а ты, зятёк, его поддерживать, то есть быть добытчиком…
Ну и кто же против таких условий, однако, у тестя были свои представления, что должен делать зять, если живёт под их кровом. А тут ещё я страдал мнительностью, и поэтому мне казалось, что она относилась ко мне, как человеку, который должен во всём её слушаться. Однако я выказал себя строптивцем, отстаивающим свои убеждения и не способным ни на какие уступки. К тому же, во мне проснулась ревность к предшественнику, который оставил мне подпорченное наследство. Я полагал, что она ко мне намеренно безразлична, а стоило мне во всём с ней соглашаться, как я буду ею обласкан. Не знаю, жалела ли она, что вышла за меня, а не за того, кто лишил её девственности, для меня это навсегда осталось тайной.
Когда девушки теряют девственность, то многие из них на всю жизнь запоминают тот момент во всех подробностях. И не оттого ли для них это мгновение сильней брачной ночи. А если ещё и любили, тогда подавно. Лариса же в своих чувствах до конца была неуверенна, хотя в идеале это с ней должно было произойти исключительно по любви. Тогда ей об этом так и думалось, на самом же деле в момент потери девственности воображением любой девушки овладевает не одно любопытство: как это будет, а также и проснувшийся половой инстинкт. Он-то как раз и губит их…
Выяснив, что мы с ней разные люди, что полученным письмом Николай сумел пробудить у неё о себе воспоминания, и тем самым поколебать её чувства, мне надо было с ней расстаться. Я же искал повод для того, чтобы она отреклась от Николая. И Лариса это сделала, а мне не хватило благородства отступиться от неё ради её счастья с Николаем. Выходило, что я тоже обманул её. Ведь она продолжала любить не меня, а того, но пошла за меня, чтобы ему доказать, что её любит другой. Но она и сама однажды на вечеринке у друзей мне признавалась, будто любит меня, во что я на какой-то миг искренно поверил. А потом подумал, что эта волна любви ко мне пришла к ней под влиянием музыки, вина, и скоро эйфория схлынет и её окатит холодная волна рассудка. Она всегда понимала, что самые возвышенные чувства испытала с Полесником, а теперь надо просто жить ради того, за кого вышла замуж и внушать ему, что его пылко любит. Но в совместной жизни по всякому пустяку она стала ко мне придираться, например, почему я не выгладил (уже глаженную) сорочку или брюки. Хотя она знала, что я ходил всегда опрятным, но ради своего педантизма она заставляла гладить брюки каждый день. Лариса приучала меня извлекать из всего выгоду, эта её меркантильность донельзя меня раздражала, и мы начинали спорить. Я доказывал, что погоня за деньгами для меня не главное.
– Перестань, перестань! Я больше не хочу тебя слушать! – обрывала она меня с широко раскрытыми глазами, светившегося в них негодования.
– Что же я такого сказал?
– С твоей