Растерянный. Записки. Письма. Повесть. Владимир Владыкин
приготовлено не моей женой? Но она не понимала даже этого. Меня услышала тёща и вошла в комнату.
– Нет, женился, так живи! – выпалила она и продолжала взволнованным голосом: – Ты знаешь, сколько мы с твоими родителями угрохали на вашу свадьбу?
– Меня это не интересует, – бросил я.
– А, тебя не интересует, так меня интересует! Ты оставь свои холостые привычки. Берись за семейный гуж! Вот что я тебе советую…
– Слыхал? Она тебе плохого не советует, – сказала жена.
Иногда я задумывался: зачем я навязываю ей свой образ жизни? Может, действительно я живу несбыточными химерами, относительно своих высоких устремлений?
Однако я не мог себя представить, занятым выращиванием поросят, а затем их резать и вывозить на продажу на рынок туши, как это делал тесть, а я ему старательно помогал вывезти на рынок сало. Я отдавал отчёт, что из меня никакой животновод и прочее, и прочее.
Но проходило время, я чувствовал, что от своей цели не могу отступиться, мне ничего не интересно, кроме того, чем я занимаюсь.
Однако я считал, что семейную жизнь должен строит мужчина, Лариса же пытается перехватить у меня инициативу.
Правда, не обладая диктаторским характером, к лидерству в семье я не стремился, а значит, совершал большую ошибку.
С ней я никак не мог договориться о том, что нам нельзя быть такими гордыми, неуступчивыми, надо уважать интересы другу друга и не отказываться от открытых доверчивых отношений.
А вместо этого мы возвели стену непонимания, потеряли друг к другу
уважение. Причём любовь в мелочах быта расползалась как ветхая ткань, замещаясь пресловутой привычкой.
4
После того, как узнал, что она беременна, я не стал заикаться о разводе. И наша жизнь пошла терпимо-вежливая, внешне можно было подумать, что мы нормально ладили: ходили в кино, театр, на концерты. Если первые дни после свадьбы я уходил на работу и целовал её, то через месяц этого уже не делал.
Что меня удерживало быть обходительным: гордость, отсутствие великодушия, её надменность, или боязнь попасть под её власть? Мне казалось, что отныне я должен ей уступать во всём. И потому даже дежурный поцелуй она бы воспринимала за мою покорность, принятие правил их быта. Но всё было проще, она однажды приоткрылась в одном почти откровенном разговоре.
Конечно, ей хотелось, чтобы вернуть заложенную традицию, но она проговорилась, что ко мне уже не испытывает прежних чувств и больше никогда не признавалась в любви. Когда вслух я об этом сожалел, она говорила, что к старому возврата нет, поскольку в ссорах растеряли свои чувства. И я невольно с ней соглашался, не задаваясь вопросом, разве можно спать без любви? Но если мы в этом друг другу не отказывали, значит, можно?..
Шло неудержимо время, стоял уже май, мы жили не очень дружно, подчиняясь исключительно обстоятельствам. У тестя, Петра Андреевича, на лугах был огород, всей семьёй мы ездили полоть картошку.
А в конце