Пыльца. Сборник. Эл Клейнер

      – Только фонарь-то захвати с собой. Фонарь не забудь, слышь? А то глядишь, в темнотищу-то залезешь, и как схватят тебя за ноги, как утащат…

      – Кто утащит, бабушка? – недоверчиво склонял голову восьмилетний Пашка. – Нет же там никого, только заготовки твои.

      – А вот кому надо, тот и утащит. Есть тут, кому, есть, не сомневайся. Ты малец еще, а я-то много на своем веку повидала, в темноте да пылище живут они, там их дом родной… Да не боись ты, не боись! – заметив перепуганное лицо внука, она ободряюще улыбалась, цокая языком. – Пока я туточки, никто тебя не тронет…

      Пашка регулярно наведывался в чулан, каждый угол которого знал как свои пять пальцев, но постоянно нет-нет, да оглядывался по сторонам, а тяжелую деревянную дверь на всякий случай подпирал кирпичом, чтобы не закрылась ненароком.

      Шутила бабушка частенько. Так часто, что со временем зловещие существа, которые могли появиться из кладовки и утащить человеческое дитя в неизвестном направлении, стали практически частью их жизни. Пашка, впечатлительный и любящий фантазировать, побаивался, но всерьез бабушкины сказки не воспринимал. До тех пор, пока существа с ним не заговорили.

      Павел Анатольевич еще раз обошел по кругу свою детскую спальню, остановился перед кособоким деревянным комодом, пахнущим клеем и лекарствами, и открыл верхний ящик. Там он когда-то хранил свои детские дневники, рисунки и записки, о которых уже почти забыл. Из серой картонной папки выпало несколько тетрадных листков, изрисованных химическим карандашом. На всех – грубо выписанные резкими штрихами силуэты с неестественно изгибающимися конечностями, непропорционально длинными и худыми. На одном из листков – лицо.

      – Ты ешь давай, ешь, – нетерпеливо подгоняла бабушка, двигая тарелку поближе к пятилетнему Пашке. – А то придут, заберут тебя. Как пить дать заберут! Вот кто кашу мою не доедает, того сразу – бац! И утаскивают. И никогда ты назад дороги не найдешь. Ложечку за маму, ложечку за дедушку, царствие ему небесное…

      Пашка серьезно смотрел на нее, рассеянно водя ложкой по остывшей овсянке.

      – А они правда существуют? Ты видала?

      – А то как же, – баба Соня утвердительно кивала, постукивая желтоватым ногтем по столешнице, и комично хмурила брови. – Существуют, да еще как! Слыхал, как в чулане-то ночью скребутся? Скребутся да тянут к нам свои лапищи, а пальцы у них дли-и-инные… Ух, какие длинные. Не видала я сама, но ты уж поверь, знаю-знаю! Ждут они, значится, чтобы ты слушаться перестал. Как перестанешь слушаться, туточки они. Тут как тут. Хоп – и сцапали.

      – А ты сама в чулане ночью была? – Паша ерзал на стуле, на всякий случай набрав побольше каши в ложку.

      – А все тебе расскажи, – добродушно усмехалась баба Соня и ласково трепала его макушку. – Жуй-жуй давай, кто не жует,