Ожри Гвижит. Петр Золто
в Форт-Юкон. Правда, целых две недели идти. Но надо выбираться. Надо уходить.
Глава 5. Беспокойная ночь.
Громко лаяла собака. Сквозь сон до моего сознания доносился грозный голос кобеля. Сначала он казался чем-то далеким. Словно шумом из другого мира, неведомым образом проникшим в мирную и спокойную реальность моих грез. Потом начал нарастать, пока не превратился в отчётливые раскаты угрожающего рычания, переходящего в грохот и заканчивающегося тихим повизгиванием. А потом, словно очередной волной накатывал вновь. Кобель был явно чем-то крайне встревожен. И его тревожность постепенно стала охватывать меня. Заставляя превозмочь сонливость и открыть глаза. Что-то происходило. И чувство нависшей надо мной опасности заставило проснуться.
Вокруг было темно. Очевидно, я проспал на много дольше, чем предполагал. Чувство непоправимой ошибки, которую уже не исправить, закралось в сердце и острыми когтями вцепились в него. Черт возьми, как же так, – посетовал я. Проспал. И костер не разжёг. Как можно было проспать. Ведь здесь нельзя расслабляться. От этого зависит жизнь. Я спешно, левой рукой полез к маленькому карману на груди моей куртки. Там лежали замотанные в кожу спички. Нащупав их, слегка успокоился. На месте. И дождя не было. Значит, проблем не должно возникнуть. Отталкиваясь левой рукой и ногами, не переворачиваясь на живот, пополз к кострищу.
Собака захлебывалась от своего лая. И вертела головой в разные стороны. В лесу явно кто-то был. Наверное, волки, решил я. Если бы медведь, то Мистер Уайт не вертелся бы, а лаял в одну сторону. Туда, где находится животное. А судя по поведению пса, эти звери повсюду. Значит волки. Вокруг было темно. Я попытался вгляделся в ночной лес, надеясь определить, где они. Но сквозь темноту невозможно было что-либо увидеть. Только тьма. Даже ветки не трещали. И от этой беззвучной и невидимой силы, скрывавшийся в ночи, становилось жутко. Казалось, что вот сейчас откуда-нибудь выскочит огромный зверь и вцепится мне в горло. А я его даже разглядеть не успею.
Поврежденное плечо болело. Правда, как мне показалось, уже не так сильно, как раньше. Впрочем, пошевелить правой рукой все равно не получалось. Она болталась, словно привязанная ко мне веревка, и болела ноющей, как будто скрипящей болью. Левая рука тоже болела. Но, очевидно, сон пошел на пользу, и с горем пополам я уже мог передвигаться. Хотя бы ползком. Каждое движение, как и прежде, доставляло боль, но ее можно было и потерпеть. Впрочем, возможно, мне это только казалось. А на самом деле я не так остро ощущал ее из-за моего возбужденного состояния и необходимости действовать.
Выбравшись из шалаша, я развернулся к нему ногами и с силой пнул одну из стоек, на которых держалась крыша. Тонкая ветка сломалась. А вслед за ней на землю обрушилось и все строение. Костер сгорел еще вчера, и на его месте находилось лишь несколько обугленных остатков бревен. И что бы разжечь огонь, я решил использовать свой шалаш. Набросанный лапник в качестве крыши должен был стать прекрасным