Это – война. Евгений Анатольевич Орехов
отправления.
– Зундий.
– Проходите.
– Так точно, – сказал я и отдал ему честь. Как-то будто само собой это действие напросилось.
– Парень, ты радиосигналы ловишь?
– Н-никак нет, – удивился я. Что за вопрос?
– Тогда убери руку от башки, словно это антенна. Честь ты отдавать не умеешь совершенно.
– Так точно, товарищ младший лейтенант.
Офицер закатил глаза, отвёл голову в сторону и процедил:
– Ма-йор! Вниз.
Я понял, что налажал. Хотя вроде у него ведь на погонах одна звезда, но к чёрту. Отжаться что-ли не смогу?! Принял упор лёжа. Но после двух отжиманий меня пнули в правую руку. Не сильно.
– Кто отдал приказ упор лёжа принять?
Я понял, что ещё жёстче облажался. Встал.
– Не слышу ответа, – уже повысил голос майор.
– Никто.
– Так вот – сойди вниз вот по этим ступеням, что слева от тебя на землю, пройди строго прямо порядка пятидесяти метров к сборочному пункту. Так понятно?
– Понятно.
– Ну и пшёл.
Я спустился. По бокам от выхода стояла ещё пара полицаев. Я отошел чуть дальше. Захотелось плюнуть на землю с досады, но я себя остановил – вдруг опять отчебучу что-то не подумав. Да уж – бывают дни, когда тебе просто не везёт. И нет способа это поправить, кроме как пережить сам день, пока он не пережил тебя. А молчание всё-таки – золото. В армии, похоже – особенно.
Следующим из вагона вышел Игорь. Он уставился на меня совершенно тупым взглядом, а потом резко приложил руку к своей голове и скорчил гримасу. Его большой палец упёрся в висок, указательный палец лёг на лоб, средний оказался на переносице и сомкнулся с мизинцем, а безымянный палец был опущен вниз ко рту из которого торчал язык.
– Я – полковник! Дайте мне кого убить! – пропищал он, не убирая руку с лица.
– Заткнись, задница!
Он убрал руку и принял нормальное выражение морды лица:
– Будешь знать, как выслуживаться. У тебя это не выходит. Так и кончишь в рядовых.
– Я-то хоть нечаянно, а тебя вообще на губу сошлют.
– Зато целее тебя буду.
– Направляйтесь к сборочному пункту. Здесь вам не перрон, – буркнул на нас полицай.