Играй в меня. Ирина Шайлина
рядом, погладила по плечу.
– Лялька, пошли домой, а?
Она тяжело вздохнула, прислонилась ко мне, приобняла даже. Я в принципе предпочитала не касаться чужих людей, но с Лялькой этот барьер держать было невозможно.
– Кто же тебя сейчас отпустит? И с Жоркой… не надо было… Он, конечно, идиот, но злопамятный.
Тогда, на той кухне, я и поняла, что лёгких денег не бывает. И что уйти будет гораздо сложнее, чем мне казалось. А вечером я снова лгала Димке. Встречаться у меня было уже невозможно, поэтому мы катались на вроде как проданную дачу.
Димка притащил надувной детский бассейн и мы сидели в нем голышом, получалось либо свесив ноги наружу, либо поджав коленки. Ели малину, пили мамин компот, найденный в погребе. С Димой все было вкусно, все весело.
– Откуда? – спросил он, проведя пальцем по коже бедра.
Синяки у меня всегда появлялись часто и просто, стоило лишь немного задеть. А этот вовсе впечатлял – огромная лиловая клякса. Я хотела отмахнуться, но голос Димы был таким серьёзным… напряженным.
– Упала, – сказала я, заглянув в его глаза. – На маршрутку бежала и растянулась прямо на асфальте.
– За руку водить буду, – пригрозил он и поцеловал синяк.
Я была бы рада за руку…
Эйфория от обладания деньгами прошла. Жорик смотрел, взгляд его обещал мне все кары, которые он только сможет выдумать. Что-то подсказывало, что в этом плане его мозг работает как надо. Быть может, Димке рассказать? Но как? Я запуталась. Чувствовала, что зашла в тупик, успокаивало одно – операция у мамы будет. И неважно уже какой ценой.
На следующий после разговора с Димой день ко мне пришёл Сенька. Позвонил в дверь аккурат после ухода мамы, словно во дворе ждал. А может, так оно и было?
Я соскучилась. Очень по нему соскучилась. Но Сенька пришёл не любезничать.
– Ты совсем дура? – спросил он, едва дверь за ним закрылась. – Ты куда, блядь, влезла?
Прошёл в комнату, бесцеремонно задрал платье, в котором я была. Я и пикнуть не успела. Полюбовался на синяк, выругался. Закурил прямо в квартире. Я промолчала – видела, насколько зол. Стояла, рассматривала узор на обоях, молчала. И чувствовала себя виноватой. За то, что волнуется. Нервничает, вон…
– Мне деньги нужны. На операцию маме.
– Ко мне, блядь, почему не пришла?
Я не плакала, когда Жорик меня едва не убил. А сейчас глупые слёзы наворачивались на глаза, я злилась на себя за них.
– К тебе? Тебе кажется, что все, как раньше? А я не знаю, как быть! Вы словно ненавидите друг друга! Я устала от этой холодной войны! Я просто хочу, чтобы как раньше…
И все же разревелась. Плакала я некрасиво. А кто вообще умел плакать красиво? Если только со всех сторон красивая Лялька, но та, наверное, и из колыбельки смотрела сурово, понимая, что жизнь – штука сложная, слез не терпит. Не удивлюсь, если, проводив маму, она плакала в первый и последний раз. А я всхлипывала, и слёзы все текли и текли по щекам бесконечным потоком. Размазывание их руками не помогало нисколько. Я повертела