Контакт на случай ЧП. Энтони ЛеДонн
щедрые комплименты, потому что знаю: он не претендует на партнерство. Слишком новый сотрудник.
За это я одаряю его улыбкой.
– Как скажете.
Он моргает, но принимает мой неловкий ответ. Мы заходим в лифт.
– Вы как, к метели готовы?
– Не то слово. Лыжи, сигнальный пистолет – все при мне. – Я похлопываю себя по бедру.
– Вот вы шутите, а я все слышу, что зимний шторм Барри будет настоящим монстром!
Отвлекаюсь от телефона.
– Что еще за Барри?
– Они его так назвали. Этот шторм.
– А. «Они» – это метеорологи, – говорю я тоном, который обычно приберегаю для астрологов. И те и другие занимаются псевдонаукой.
– Это главная новость сегодняшнего дня, все только об этом и пишут. Барри вроде как может стать самым сильным штормом этого века!
Я не удостаиваю это заявление ответом, но мой собеседник намека не понимает и продолжает болтать, опуская глаза к телефону.
– Черт. Спрос сейчас безумный, – бормочет он и показывает мне экран с открытым приложением, которое, видимо, должно что-то для меня значить. – Вы же на севере города живете, да? Не хотите вместе поехать? Ждать всего восемь минут, неплохо для Пятой авеню в это время суток.
Тихонько усмехаюсь, и он смотрит на меня с озадаченной улыбкой.
– Я что-то упустил?
– Знаю, вы тут недавно, но… настоящие ньюйоркцы ездят на желтых такси, – говорю я.
– Сколько же нужно здесь прожить, чтобы стать настоящим ньюйоркцем? – удивленно спрашивает он.
Скорее всего, вопрос риторический, но я все равно задумываюсь, потому что эта тема достойна размышлений.
И правда, когда же ты становишься ньюйоркцем?
Для всех по-разному. Ненавижу такие расплывчатые ответы, но тут это чистая правда. Кто-то может прожить здесь двадцать лет, но так и не измениться. Другие проникаются городом за какие-то недели.
– Расслабьтесь, Кэтрин! Я пошутил, – говорит Мэтт-Майк-Мартин. – Думаю, в душе я навсегда останусь техасцем. Я и не возражаю!
Мы выходим из лифта, и на этом разговор должен бы закончиться, но в лобби полно народу, поэтому нам приходится идти медленно. И вместе.
– Так вы в городе остаетесь на праздники?
Бр-р. Беседа продолжается.
– Да.
– Я тоже. Семья жены приезжает, – делится он со страдающим выражением лица. Из-за этой гримасы он начинает больше мне нравиться. Не потому, что я разделяю его муки с ужасными родственниками, но из-за того, что он первый за весь день человек, который понимает: Рождество – это не только снежинки и сахарные тросточки.
– Они замечательные, – продолжает он принужденно-радостным тоном. Мы выходим на улицу. – Просто… сами понимаете. Мне надо их чем-то занять на целых четыре вечера, чтобы разговоры не сводились к тому, как все плохо с нашей системой здравоохранения и растущими ценами на пшеницу.
– Ага. – Я сразу же иду к бордюру и поднимаю руку, высматривая на забитой улице желтые машины. В частности, те, у которых на крыше горит надпись, означающая,