Дымят редакционные трубы. Осинцев Петр
мелкое – там едва ли было мне по пояс.
Опасность явила свой грозный лик на берегу в виде дядьки, грозно вращающего глазами за толстыми стеклами очков и изрыгающего проклятия в мой адрес. Он во всеуслышание, не стесняясь в выражениях, приказал нам выметаться из воды и немедленно следовать домой. Что мы, собственно, и сделали.
Остаток того дня я провел на кровати в дальней комнате кверху задницей, которая у меня нещадно болела после дядькиных нравоучений, сопровождавшихся рукоприкладством. Про ювенальную юстицию в конце 80-х – начале 90-х никто и слыхом не слыхивал, а пожаловаться родителям, не имея под рукой никаких средств связи, было практически невозможно. Да я, в принципе, прекрасно понимал, что виноват, так как сам подбил девчонок на то, чтобы сгонять на речку. Представляю себя сегодняшнего на месте дяди и тети, которые вдруг обнаруживают, что вверенные им подопечные утонули, например.
С тех пор я всегда спрашивал разрешения у родителей, когда куда-то собирался прогуляться. Самое интересное, что мне практически ничего не запрещали (видимо, доверяли), и я с легкой душой убегал по своим ребячьим делам, в то время как мои более невезучие товарищи вынуждены были отсиживаться дома. Потому что «мама или папа не отпустили…»
Об еще одном забавном случае, связанном с дядей Аликом, мне как-то рассказала моя старшая племянница Марина. Далее с ее слов.
«Мы деда (дядьку твоего) частенько из себя выводили, или он сам по себе выводился. Он за нами вокруг печки с ремнем бегал; и смешно, и страшно одновременно было. У меня из таких погонь ярко помнится, как все мелкие (Ани и Таня) с дедушкой в слова поиграли.
– Деда, давай мы тебе будем говорить названия рек, а ты их будешь повторять наоборот, – как-то раз говорят девчонки, отдыхавшие летом в Курьях.
Дед нехотя согласился, оторвался от газеты и сел на кровати.
– Москва – Лена, – сказала старшая Аня.
– Лена – Москва, – повторил дед.
– Енисей – Кама, – сказала младшая Аня.
– Кама – Енисей, – повторил дед.
– Дон – Ягон – сказала Таня (самая мелкая из нас).
– Ягон – Дон, – повторил дед и тут же разразился ругательствами, вскочил, а девчонки с визгами понеслись врассыпную, и все закрутились вокруг печки… Я отлеживалась на полатях, изо всех сил шепотом хохоча в подушку, и даже не услышала, как дед меня нашел… Досталось мне, поскольку только от старшей таких пакостей эти «мелочи» могли наслушаться».
Однажды мы с моим соседом по подъезду Ромкой попали в очень неприятную историю. А дело было так.
В нашей пятиэтажке, где мы жили с родителями в те годы, имелся обширный подвал, поделенный на небольшие индивидуальные отсеки. В них жители дома хранили всякую фигню, которой по большей части не пользовались, но выбросить ее было жалко. Некоторые наиболее рукастые товарищи обустраивали в своих «сарайках», как мы их тогда почему-то называли, овощные ямы, где хранили