Змееносец. Михаил Егин
командировку рванул. Сейчас уже не хочется ничего. Осесть бы на даче на полгода, читать книги. В себе подразобраться – что дальше делать? Менять профессию? Под полтинник? И куда идти, в частные сыскари? Нет уж. Начальство пока не гнёт, уважают. В самом деле, заслуженный специалист по маньякам – ха! Тоже мне… Просто часто везло. С другой стороны, если везло, то почему именно мне? Потому что работал, вот почему. Носом землю рыл. Насколько Вербицкий был талантливее меня. Умнее. И где теперь? Неизвестно. Спился, наверное, окончательно. Не зря его выгнали тогда – как можно документацию по осведомителям доверять алкашу.
Успех – это всегда десять процентов таланта, остальное трудолюбие. Талант – он как дрожжи в тесте. Хороших пирожков без него не напечёшь, но сам по себе штука довольно неприятная. Попробуйте‑ка есть одни дрожжи… Кто же про десять процентов сказал? Вертится в голове… Декарт, что ли… Нет, не вспомню. Память подводит на такие мелочи – вот что досадно. Подводит память. Ладно, это ничего. Главное, ширинку в туалете не забывать расстёгивать и штаны снимать – остальное не так важно.
Что за кретины опять у Соловьёва на радио в эксперты записались? Невозможно же слушать – такую чушь несут. Куда же делась хорошая музыка? А может, это тоже признак старости – человек становится всем недоволен. Хорошо хоть, что не бурчу как дед. Дед – пердулет.
А со стеклоочистителем надо что‑то делать. Достаточно одно запустить – и через пару лет машина будет как помойка. Хорошо, что жена вторую покупать не хочет. В два раза было бы больше головной боли. Со школой устроились нормально – дочкам ходить недалеко. Через два дома. Некуда жене ездить. Хорошая она у меня.
Надо посмотреть, что за ухажёр у Маришки. Может, захватить её ноутбук на выходные к айтишникам? Пусть посмотрят. Она вроде к подруге на дачу собралась. Знаем мы этих подруг. Поставить на прослушку её, что ли? Послушать, о чём по телефону болтают. В семнадцать лет о чём дети говорят – о сексе, конечно. Дети. Взрослые уже. Меня выше. Главное, чтобы не забеременела, пока институт не закончит. А то и правда стану молодым дедушкой. Принесёт в подоле – вот папочка, берите и радуйтесь. С внучком вас.
Слишком много развелось таксистов. Прямо как в Каире. Вся Москва в жёлтых машинах. У нас хоть водят поприличнее.
Нет, хорошо сегодня еду. Почти добрался.
Смутное ощущение какое‑то на душе. Как будто подзапутался в жизни, непонятно что дальше делать. Позвонить бы маме сейчас, посоветоваться. И позвонил бы. Если бы она была жива.
А, может быть, Ларисе?
Как будет выглядеть звонок первой жене двадцать лет спустя? Как у Дюма прямо: «Двадцать лет спустя».
В Костроме сейчас утро, разницы с Москвой по времени нет. Восемь с половиной. Вполне прилично.
Так может, и правда позвонить?
Нет, глупость. Но что же так тянет набрать‑то её? В последние месяцы постоянно о ней думаю. Бред. Старость это всё – точно. Потянуло снова. И она уже старая. Если мне на себя в зеркало по утрам смотреть противно, то какая сейчас она?
Что бы сказала Валя, если бы узнала, что нашу дочь я назвал в честь первой жены? И соврал