Отголоски прошлого. Алёна Самойлова

      Каникулы – вещь, конечно, хорошая. Эти дни, свободные от школы, должны ощущаться как праздник для ментального здоровья. Но не для моего. Каждый день проходил довольно однотипно. За стенкой ругань, папа пьёт, мама ничего не может с этим поделать, а я боюсь выйти из комнаты.

      Тянулись дни, недели. За это время я потеряла аппетит. В последний раз я нормально плотно поела в Большом зале. Пока училась в Хогвартсе, я забыла, как готовила мама. Хотя честно сказать, я и до Хогвартса имела проблемы с питанием.

      Мама ушла на работу, оставив мне на сковороде жареной картошки с курицей. Я осталась дома с отцом. Я боялась даже выйти в туалет. Иногда мне казалось, что в гостиной за телевизором сидел не мой отец, а нечто хуже. Я Волдеморта так не боялась.

      Пока я лежала в комнате и слушала музыку, я всё думала, почему большинство людей из моего мира боятся называть Волдеморта по имени? Я одна относилась к нему наплевательски? Через несколько лет, возможно, я об этом может и пожалею. До меня не сильно доходило, как мой однокурсник, будучи ещё младенцем, смог одолеть этого, не побоюсь этого слова, урода.

      Внезапно раздался стук в мою дверь. Отец агрессивно требовал сделать музыку потише. От его голоса мне стало страшно, я обняла покрепче своего плюшевого кота. Отец стучал в дверь всё сильнее и сильнее:

      – Ты что там? Умерла? Да лучше бы умерла! Ты всё равно не моя дочь. Живо убавь свою шарманку, я сказал!

      – Оставь меня в покое, – ответила я, – Иди дальше с пивом развлекайся, меня не трогай.

      И тут моя дверь резко открылась сама – отец сумел её выбить. Злой, агрессивный, взбешённый. В его глазах было желание убивать. Я съёжилась от страха. Почему нельзя использовать магию вне школы в экстренных случаях? Я хотя бы попробовала трансфиругировать папу в какой-нибудь кошачий лоток. Ох, близнецы бы оценили сейчас эту идею.

      – Ну что, волшебница, – в голосе папы звучала безумная ярость, – Доигралась!

      Отец влетел в мою комнату и одним лёгким движением руки разбил в дребезги мой магнитофон об пол. Я вскрикнула и хотела было убежать, но папа поймал меня за волосы и ударил меня несколько раз об стену. Обессилев, я упала прямо на обломки магнитофона и начала плакать. Нет. Реветь навзрыд. Папа начал уже истошно орать на меня, но его крик смешивался с моим плачем. Он кричал, что я вовсе не его дочь и упоминал какого-то Крауча. Я просила, умоляла папу оставить меня, но это его раздражало ещё больше. Каждый раз, когда я просила отстать от меня, я получала за это пощёчину за пощёчиной. У меня случилась истерика, успокоиться я уже не могла. Мой плачь превратился в дикий, отчаянный крик. Он был настолько громкий, что в моей комнате выбились окна, а папа закрыл уши, после чего он упал в обморок.

      После всей этой ситуации я привела себя в порядок. Папа всё ещё лежал без сознания в моей комнате, и это меня настораживало. Он в любой момент мог встать и добить меня. К счастью, этого не происходило.

      Успокоившись, я выбралась на кухню дабы поклевать маминой стряпни.