Корона и тьма. Михаил Шварц
что скрывает эта земля, столь мракобесно окутанная смертью. Он взглянул на разрушенные стены, на поверженные тела, которые ещё не успели найти место для покоя, и не мог не чувствовать, как холодная тень прошлого накрывает этот мрак. Когда-то этот замок был крепостью, которую все боялись, но теперь он стал лишь молчаливым свидетелем падения.
Его взгляд скользнул на Катарину, которая, казалось, не была потрясена этой сценой, как он. Она двигалась по двору, словно бы впитывая каждую деталь, которая могла раскрыть ему больше, чем любые очевидные следы битвы. Генерал всегда ценил таких людей – тех, кто видит больше, чем кажется на первый взгляд. Но что-то в её холодной, расчётливой осмотрительности заставляло его насторожиться. Он не был уверен, чем именно её глаза могли скрывать, но знал, что не стоит недооценивать её.
Когда она сказала свои слова, в её голосе звучала не просто констатация факта, а что-то большее – неосознанная тревога, скрытая под внешним спокойствием. Это была не обычная битва, не типичный след войны.
– Здесь была не обычная битва, – проговорила она с лёгким сарказмом, который никак не соответствовал суровости места. Она остановилась перед трупами солдат, тело которых уже начало покрываться пленками мрака. – Это было что-то другое… жестокое, неуправляемое. Как будто кто-то потерял контроль.
Эти слова заставили Артаса насторожиться. Он знал все возможные виды сражений – от хладнокровных, методичных нападений до хаотичных сражений, где ярость и отчаяние становились оружием. Но то, что он увидел здесь, отдавало неприятным искажением привычные шаблоны.
Он подошёл ближе, приседая рядом с ней, его взгляд не отрывался от тела, которое она изучала. Слова Катарины не давали покоя, и его голос был ровным, но с явным оттенком напряжения.
– Что вы имеете в виду? – его вопрос прозвучал холодно, словно он сам не знал, чего именно ожидает от ответа. В его голосе не было ни гнева, ни страха – лишь пустота, которая оставалась после столкновения с чем-то гораздо более страшным, чем он мог себе представить.
Катарина не сразу ответила, её глаза скользнули по телам, каждое из которых не могло не рассказать свою историю. Она аккуратно положила ладонь на грудь одного из них, и Артас заметил, как её пальцы на мгновение задрожали, хотя её лицо оставалось безучастным.
Она повернулась к нему, и в её глазах загорелся тусклый огонёк – не гнев, не страдание, а что-то гораздо более холодное и расчётливое. Это была уверенность в том, что она нашла то, что искала.
– Посмотрите на их раны, – сказала она, склонив голову и жестом указав на несколько тел, которые, несмотря на свою смерть, ещё не могли избавиться от жестокой печати их гибели. – Удары… они хаотичны. Это не методичная резня, как у опытного воина. Это не результат стратегии или слаженной атаки. Это – ярость. Ярость, от которой не осталось ни контроля, ни остывшей боли. Это что-то намного страшнее, чем просто война.
Её слова врезались в Артаса, как удар в живот. Он стиснул челюсти, пытаясь переварить услышанное.