Дружище. Александр Матюхин
мир, усадив Игната на табурет около себя. Игнат готов был слушать их часами – и запоминать. Это важно.
Например, ему очень нравилась история про самолёты, которые за час или два переносили человека из одного города в другой, из холодного севера к тёплому морю. Про море тоже рассказывал, кстати. О том, что Игнат в нём даже купался в два года. Ну, как купался… в те дни было холодно и дул ветер, море волновалось, тяжелые волны падали на берег, а густая серая пена шипела вокруг ног. Маленький Игнат, одетый в оранжевый жилетик с множеством застёжек и заклёпок, бегал по песку, ловил пену руками, а когда очередная волна шумно разбивалась неподалёку, радостно визжал и подпрыгивал от возбуждения. Доказательством было одно-единственное фото, что стояло на тумбочке у кровати в деревянной рамке. Остальные фотографии были «в цифре» (Игнат смутно догадывался, что это такое) и не сохранились.
Воспоминание о море и самолетах вспыхнуло в голове и тут же пропало, оставив лёгкий сплав страха и радости. Захотелось выйти в коридор, прижаться к папе, как Бельчонок, ткнуться носом подмышку и не отпускать.
Ещё захотелось поделиться с папой секретом: о том, что Игнат проснулся три недели назад на тёплом заднем сиденье автомобиля и понял, что ничего не забыл.
Игнат откинул одеяло, пошлёпал к дверям, выглянул. На втором этаже было пусто и тихо, но внизу кто-то ходил. Луч фонаря бегал туда-сюда. А вдруг это кто-то чужой? Словно прочитав его мысли, Бельчонок тихонько зарычал.
Игнат на цыпочках, осторожно, подошёл к перилам, выглянул вниз, в коридор. Облегченно выдохнул: у входной двери обувался папа.
Наверное, вздох получился слишком громким в спящей тишине, потому что папа резко обернулся и вперился в сына хмурым взглядом.
Такой папа не обнимет и не расскажет историй. Такой папа обычно злится и молчит, его лучше оставить в покое. Такому папе секретов не доверишь.
– Чего не спишь? – шёпотом спросил он. – Бегом в кровать.
К двери было прислонено двуствольное ружье. С ним папа ходил на охоту, а пару недель назад даже обещал Игнату дать пострелять.
– Мне страшно, – шепнул в ответ Игнат, маскируя полуправду вытаращенными глазами. – Меня Бельчонок разбудил, ну вот я и… Ты к теплицам? Можно с тобой?
Папа брал его на теплицы днём, где Игнат помогал убирать бурьян, поливал и окучивал грядки, собирал жуков с пухлых листьев картофеля. Работы было много, но Игнат старался, потому что так он был взрослее в глазах папы, и ответственнее. Но вот ночью выходить запрещалось, этот запрет Игнат никак не мог преодолеть.
– Я не к теплицам, – ответил папа, продолжая хмуриться. – Бери щенка подмышку и дуй спать. До рассвета ещё далеко.
– Ну пап…
– Никаких «ну». Можешь взять фонарик в кровать, я разрешаю.
По ночам свет в доме не горел, генератор стоял выключенный. А на случай, если приспичит куда-то идти, в каждой комнате лежали фонарики. У Игната был свой, детский, как фигурка Железного человека, свет у которого шёл из глаз.
Папа, наконец, обулся, подхватил