Корабль-призрак. Хэммонд Иннес
После этого от морского дна нас будет отделять только раскрепленная подпорами переборка.
Его монотонный голос был лишен каких-либо интонаций. Либо ему с самого начала было все равно, либо он уже примирился с неизбежным.
– Но если мы запустим насосы… – Я насторожился, заметив, что он меня не слушает, а затем взорвался: – Черт возьми! Именно этим вы и занимались, когда я поднялся на борт, верно?
– Откуда ты знаешь, что я делал? – вдруг гневно воскликнул он, хватая меня за локоть и вонзая в меня свой жесткий неистовый взгляд. – Откуда ты знаешь? – повторил он.
– Из трубы вилась струйка дыма, – поспешно ответил я. – А кроме того, вся эта угольная пыль, которой вы были покрыты. – Я не понимал, что его так завело. – Это указывало на то, что вы были в кочегарке.
– В кочегарке? – Он медленно кивнул. – Да, конечно.
Он выпустил мою руку, и все его тело обмякло, утратив запал.
– Если насосы удержали ее на плаву в Гибралтарском проливе… – снова начал я.
– Тогда у нас был экипаж, и мы шли на всех парах. – Его плечи уныло ссутулились. – Кроме того, тогда воды в переднем трюме было гораздо меньше.
– В борту пробоина? – спросил я. – Дело в этом?
– Пробоина? – Он уставился на меня. – С чего ты…
Он запустил всю пятерню в волосы, а затем медленно провел ладонью по потному, землистому и очень усталому лицу. Корабль накренился и задрожал под ударом очередной волны. Я увидел, как все его мышцы напряглись, как будто нападению подверглось его собственное тело.
– Долго она не продержится, – прошептал он, говоря о «Мэри Дир», как о женщине.
Меня затошнило, и я ощутил ужасающую пустоту в душе. Он утратил последнюю надежду. Об этом говорили его безвольно опущенные плечи и безразличие в его голосе. Он настолько устал, что ему уже было все равно.
– Вы говорите о крышке люка трюма? – уточнил я. Он кивнул. – А что будет потом? – не унимался я. – Удержится ли судно на плаву с полным трюмом воды?
– Возможно. Пока не лопнет переборка котельного отделения.
Он произнес это спокойно, без малейших эмоций. Этот трюм был затоплен уже давно. Когда мы сквозь туман разглядели теплоход, у него был опущен нос. Кроме того, вчера вечером… Я вспомнил марку осадки на торчащей из воды корме и лопасти винта, срезающих верхушки с волн. Он уже успел свыкнуться с этой мыслью.
Но я не собирался сидеть сложа руки в ожидании конца.
– Сколько времени уйдет на то, чтобы раскочегарить котлы и запустить помпы? – спросил я. Но он меня, похоже, не слушал. Он прислонился к краю стола, и его веки были опущены. Я схватил его за руку и с силой встряхнул, как будто выводя из транса. – Помпы! – заорал я. – Если вы покажете мне, что я должен делать, я их запущу.
Его глаза распахнулись, и он уставился на меня, но не произнес ни слова.
– Вы измочалены, –