Дикое желание любви. Дженнифер Блейк
возмущенно воскликнула Деде, когда ее взгляд переместился с полураздетой девушки на Наварро, развалившегося в кресле возле дальней стороны кровати. Она быстро перекрестилась от дурного глаза.
Какое-то мгновение Наварро выглядел обескураженным, затем улыбнулся.
– Преданная няня, как я полагаю, занимается черной магией?
Деде вошла в комнату, не обращая внимания на смуглого мужчину.
– Жюль пришел за мной, мадемуазель. Мы можем что-нибудь для вас сделать?
Кэтрин едва удалось побороть соблазн посмотреть, что предпримет Наварро против оккультных ритуалов Деде.
– Если Жюль еще у двери, скажи ему, что он не нужен. А потом можешь одеть меня для театра.
– Вы собираетесь идти с этим человеком?
Голос Деде вдруг показался ей невыносимо драматичным.
– А ты бы предпочла, чтобы мы остались здесь? – спросила она, обведя комнату многозначительным взглядом. – Конечно же, я иду с месье Наварро.
– Но, мадемуазель, вы говорили…
– Неважно. Теперь я хочу пойти. Немедленно.
Деде начинала говорить привычным решительным тоном, но потом стала действовать по-другому.
– Очень хорошо, но в золотом? Мадам сказала мне, что вам следует носить что-то подобающее девушке, что-то скромное.
– Золотое, – ответила Кэтрин, после чего, стараясь не замечать насмешливого взгляда Наварро, достала пару желтых атласных туфелек, подходивших к платью.
Когда няня вышла дать распоряжение Жюлю, в комнате повисла тишина. Окидывая взглядом стройную фигурку Кэтрин, Наварро задумчиво произнес:
– Мне следует запомнить, chérie, что у тебя прекрасно получается прекословить.
Кэтрин знала, что обязательно привлечет внимание. Но все же не ожидала вытянутых шей, нескрываемых пристальных взглядов и пробежавшего среди публики шепота, когда появилась в театре под руку с Наварро. Она пыталась оставаться такой же невозмутимой, как он, но это было нелегко. Все глаза, казалось, пронизывали их насквозь, воображение каждого было занято их личной жизнью.
Она надеялась, что им повезет укрыться в ложе с перегородками – кабинке с ширмой, которой пользовались дамы, ожидавшие рождения ребенка или носившие траур, а также мужчины, сопровождавшие женщин сомнительного поведения. Но как бы ей этого ни хотелось, скрыться не получилось. Ложа, в которую ее проводили, была самой многолюдной из всех: в центре нижнего яруса, с привлекающим глаз обилием цветов.
По крайней мере, она не осталась с Наварро наедине: справа сидела ее мать с Маркусом, слева – молодая девушка с высокой прической, в простом белом муслиновом платье, рядом с которой расположилась женщина в платье из темной ткани с закрытой шеей, – скорее всего дуэнья или бедная родственница. Дальше за ними сидела пара американцев с удивительно светлыми волосами и кожей.
Первый акт пьесы приближался к концу, а Наварро не предпринимал попыток их познакомить.