Дети разлуки. Васкен Берберян
глядят. У него не было определенной цели, он просто бродил по своему городу, страстно желая получше его рассмотреть. Уже несколько лет он не позволял себе обыкновенной прогулки.
В конце концов он углубился с преувеличенной уверенностью в давно забытые узкие и длинные, как кишки, переулки старого города. Неясные тени скользили по углам, останавливались под портиками и шептали слова, которые у него не хватило бы духу повторить, вызывая отвращение, но в то же время искушение. Женщины и мужчины предавались жарким объятиям без стеснения, заставляя его краснеть от стыда. Ему никак не удавалось принять равнодушный вид, и тогда Сероп спрятался в первом попавшемся кабаке. Его встретили печальные звуки бузуки[24].
В кабаке было полно народу, теснившегося за немногими грязными столами. Мужчины курили, дружески хлопали друг друга по спине, смеялись во весь голос и говорили женщинам пошлости. В глубине зала была небольшая сцена, на которой молодой музыкант терзал свой бузуки, а рядом с ним красивая и пышная девушка в облегающем платье выводила рулады сильным и чистым голосом.
– Моя нежная пташка, ты сводишь меня с ума, – пела она, постукивая бубном по туго обтянутым бедрам.
– Маноула моу еси, лакомый кусочек мой! – закричал какой-то мужчина, бросив блюдо к ее ногам. Вокруг нее и без того уже было полно осколков разной посуды, которую, по греческой традиции, бросали к ногам артиста, дабы выказать свой восторг.
Сероп вздрогнул.
– Посторонись! – толкнул его официант с множеством тарелок в руках.
Сероп замер в центре зала, принюхиваясь к ароматному дымку от мусаки[25]. Он почувствовал, что устал и голоден. Он был на ногах и без крошки хлеба во рту уже целые сутки.
– Сероп! – позвал его кто-то.
Он, щурясь, осмотрелся по сторонам и сквозь туман табачного дыма разглядел осунувшееся лицо Живана, водителя фабрики Марангопулоса.
– Что ты здесь делаешь? Садись со мной, – пригласил тот.
– И выпей стаканчик, – добавил чуть позже Живан, наливая ему раки[26].
– Нет, брат, я уже и так выпил лишку мосхуди, – промямлил Сероп.
– Брось, это лучше любого лекарства, дезинфицирует вены, – настаивал тот и, подняв стакан, сунул его под нос Серопу.
Сероп взял, посмотрел на блестящую лысую голову Живана и одним залпом выпил самогон.
– Что, уже лучше, не правда ли?
Сероп кивнул.
– Да, но все-таки это последний, иначе мне не хватит денег заплатить… – с трудом проговорил он, прерываемый икотой.
– Кстати, – Живан неожиданно перешел на шепот и придвинул стул поближе к Серопу, будто собирался открыть ему какой-то секрет, – что тебе сказал Мартирос? Он поможет?
– Ничего важного, – ответил Сероп. С того вечера в подсолнухах он видел его всего раз, когда маклер одолжил ему один из своих шикарных
Бузуки – струнный щипковый музыкальный инструмент, разновидность лютни.
Мусака – традиционное блюдо из баклажанов на Балканах и Ближнем Востоке.
Раки – виноградный самогон.