Должность Смерти. Элла Эйвери
да. Говорила. Сегодня. И он мне отве…
– Нет.
Парень перебивает меня, жестко и грубо.
– Нет? Что "нет"?
– Тебе нельзя общаться с… людьми.
– Очередное дурацкое правило загробной жизни, – я закатываю глаза.
– Называй как хочешь, но не вздумай больше лезть к ним со своей болтовней.
Его суровый запрет ненадолго меня парализует. И заставляет задуматься.
Уже несколько лет в городе, полном людей, я чувствую себя безвольным отщепенцем. Будто сижу в тесной клетке с тысячью таких же сородичей. Но все они сбиваются в плотную кучку в противоположном углу, и каждый готов наступить на соседа, распластаться по стенке, лишь бы не пересекаться со мной.
Вот почему, когда живой человек вдруг обратился ко мне, я готова была расплакаться от счастья. Адриан общался со мной так, будто я что-то из себя представляю, будто я тоже все еще имею право существовать.
И теперь… Марк хочет лишить меня этого? Отобрать единственную радость в этом мире…
Почему? За что он так жесток со мной?
– Что плохого может произойти от коротенькой беседы?
– А сама не понимаешь? – лицо парня покрывается вуалью беспокойства, а в бесцветных радужках проглядывается легкий оттенок вины. – Ничем хорошим это не закончится.
– Тебе откуда знать, чем это закончится? У тебя подобное никогда и не начиналось, – ядовитая колкость вырывается из меня прежде, чем я успеваю до конца осознать странную реакцию друга. – То есть, я имею в виду… Ты ведь не общался с живыми? За километр их обходишь, пока Зов не столкнет вас. Верно?
Секунда. Две. Три. Четыре…
Молчит… Хотя какой уже смысл в словах? И без них все ясно.
– Ты уже с ними общался, – хочется заскулить от разыгравшейся обиды, но я не позволяю себе это сделать, кусая саму себя за губу, – и скрывал от меня.
В горле саднит.
– Если бы я рассказал, – Марк трет глаза, сжимая пальцами переносицу, – ты бы начала к каждому встречному подбегать и спрашивать видит ли он тебя.
Не сумев сдержать негодующий возглас, я быстро отворачиваюсь. Чувствую, как полыхает лицо и скрипят перчатки в сжатых кулаках.
– Ты постоянно осуждал меня за тягу к людям… А сам, выходит, развлекался с ними за моей спиной все это время.
– Это было всего раз. И это было ошибкой.
И с кем же таким общался мой друг, посчитав зазорным рассказать мне? Кто мог стать его "ошибкой"?
– Пойми же. Нас больше нет в мире живых.
– О да, я это очень хорошо понимаю, – я подхожу к краю и ногой рассерженно сбрасываю мелкие камни в грязную воду. – Только вот мы не прикованы к могиле, как нормальные мертвецы. Наши с тобой души застряли здесь, среди людей. И они видят нас! Они слышат нас. Мы существуем в одном мире. Передвигаемся с ними по одним дорогам, смотрим на одно и то же небо. Так, может, мы…
– Ты убийца, Лилия. А они твои жертвы. Вы разные, – Марк снова перебивает меня, но в этот раз его в голосе слышится легкий намек на хорошо скрываемую печаль. – Нельзя влезать в голову к людям. Нельзя, понимаешь?