Кавказская слава России. Шашка и штык. Владимир Соболь
был послан мной сегодня с заданием обеспечить полку ночлег у дома помещика Швейковского. Приказ им не выполнен. Объясните причины, поручик.
Летошнев только раз бросил взгляд на Замятнина, а после смотрел лишь на своего командира. Еще более вытянувшись и сжав кулаки, он принялся, не в первый, видимо, раз, рассказывать о своей неудаче.
– Взяв полуроту, выдвинулся к усадьбе, где натолкнулся на неприятеля. Посчитав его позицию более выгодной, не решился атаковать, чтобы не терять людей понапрасну. Затеяв перестрелку, послал взвод с унтер-офицером, чтобы атаковать французов с тыла, через сады. Но в этот момент появились гусары. Также зайдя через сады, выбили противника и преследовали его к лесу. А корнет… Замятнин… с двумя десятками рядовых подъехал ко мне и потребовал покинуть усадьбу. Я… я мог бы оказать сопротивление. – Поручик вытянул шею, сглатывая слюну. – Но гусар было до двух эскадронов, а у меня лишь полурота. И как же ссориться между своими в виду неприятеля. Я… вернулся, не исполнив приказа.
Валериан смотрел на молоденького егеря, представил себя на его месте и решил, что больше расстроился бы не от гнева начальства, а оттого, что его так унизили перед своими солдатами.
– Корнет Замятнин. – Мадатов старался, чтобы голос его звучал как можно строже. – Что вы можете рассказать о происшествии?
Алексей судорожно пытался сообразить, что же ему ответить пускай не егерям, но командиру своего батальона, человеку, которым он восхищался, на кого мечтал походить хотя бы отчасти. И только одну мысль мог ухватить он за самый кончик.
– Я… у меня не было приказа. Я… поступил самовольно. – Теперь он вдруг понял, что хотел сказать ему напоследок Чернявский. – Я приношу извинения поручику Летошневу. И всему егерскому полку.
По тому, как двинулся вдруг егерский генерал, Замятнин понял, что сказал правильно. Сказал то, что от него ждали старшие офицеры.
Мадатов поднялся.
– От имени Александрийского полка я тоже, ваше превосходительство…
Вскочил и Земцов.
– Не надо более, князь. Я уже не чувствую себя оскорбленным. Что до поручика…
– Я принимаю извинения корнета Замятнина, – отозвался Летошнев.
Валериан смотрел на молодых офицеров и удивлялся их сходству. Похожи они были и друг на друга, и на него самого, каким он был еще лет тринадцать тому назад. Он взглянул на Земцова, и ему показалось, что и генерал видит в этих мальчиках себя, двадцатилетнего, пылкого, страстного, ждущего немедленных подвигов, почестей, уважения товарищей, славы.
– Корнет, поручик, можете быть свободными. Летошнев, посмотрите, чтобы гусар обогрели у костерка, кипятком угостите.
Когда младшие офицеры вышли, Мадатов подсел к столу. Земцов уже разворачивал карту.
– Хорошие мальчики, – сказал он, не поднимая, впрочем, головы. – Надо бы их пообтесать, и славно будут сражаться… Так что же вы предполагаете, князь?
– Я не знаю планов командующего. Но думаю, что теперь, когда мы прошли Слоним и Несвиж, естественным будет направиться