Как Манька Сорванец душу дьяволу продавала. Магдалина Шасть
и присела, покачиваясь, как пьяная. Надо собираться и идти домой спать. Кого она себе в мужья заказала? Красавца Петьку? Совсем, видно, ум отказал. Чертыхаясь и потирая ушибленный лоб, девушка неспешно собралась, поднялась, закинула сумку на плечо и неуклюже поковыляла, держась за больную голову, к калитке заднего двора. Такие, как Петька, на таких, как Манька, если и глядят, то с насмешкой и презрением. Петька Рукавица – не её поля ягода, пора бы это понять.
От мысли, что Петька никогда не обратит на неё внимание, Маньке почему-то стало бесконечно грустно и обидно. Девушка даже всхлипнула пару раз. Колючие заросли шиповника надоедливо цеплялись за её одежду, мешая отступлению, но упавшая духом, неудачливая воровка не обращала на них никакого внимания. Машинально она отперла калитку, вышла за двор и уже через пару метров застыла на месте, как бестолковая овечка.
Он стоял, эффектно освещённый полной луной, в зарослях сорной травы, приветливо поблёскивая в лунном свете огромной новенькой фарой. Двухцилиндровый, с четырёхступенчатой коробкой передач. Иж «ЮПИТЕР»! Манька почувствовала, что ей снова становится плохо, и осела в высокую траву, словно холщовый мешок с тыквами. Рука сама собой нащупала в глубоком левом кармане что-то шершавое.
– Царица небесная-я-я, – ошеломлённая девушка обессиленно завалилась на спину и на несколько мгновений отключилась, уставившись в ночное небо отрешённым взглядом, – Что же это? Неужели повезло? – не помня себя от потрясения, она поднесла к лицу маленькую книжечку с недвусмысленным и лаконичным названием, – Сберегательная книжка, – даже в лунном свете эти знакомые буквы образованная Манька Сорванец не спутала бы не с какими другими, – Царица небес… бес. А на чьё имя?
Следующий, но уже менее продолжительный обморок не заставил себя ждать – всё-таки зря она вчера вечером не поужинала.
Глава 6. Наваждение
Вышедший до ветру Петька застал мать во дворе охающей над сломанными пионами.
– Как же я сразу не заметила? Пока по хозяйству хлопотала, не увидела. Ах, негодники! Чтоб вам пусто было, – сетовала та, горестно всхлипывая, – Такую красоту изломали.
Что-то, вроде стыда, заставило виновного в порче цветов парня порозоветь и приняться торопливо оправдываться.
– Ежи, мама, – заявил он, пряча бесстыжий взгляд, – Я вчера большую ежиху видел. Чую, их лап дело: всю красоту, вами созданную, загубили. Надо протраву на ежей поставить.
– В кого ты бессердечный такой? – решительно возмутилась мать и бросила на сына полный укоризны взгляд. Видимо ночной вандализм расстроил добрую женщину ни на шутку, – Тут же след мужского ботинка! Какие ежи, Петя? Кто тебя безобидных зверюшек травить учил? Ежи – не крысы…
– Нам в магазин не надо? – вскинулся почуявший разоблачение Петька, понимая, что его грязный ботинок, которым он неосторожно вступил сегодня ночью в мокрую клумбу, сдаст его с потрохами, – Хлеба, мороженого?
Только две вещи моментально расстроенную мать успокаивали: первая – размышление