Мелкотравчатая явь. Лука Птичкин

      Нагрузка на электростанцию возросла в три – четыре раза. Мы всегда считали нижнее, водяное колесо лишь добавочным, но сейчас оно работает на полную. Таким образом, людям нужно ждать по три – четыре дня, чтобы им дали свет на сутки.

      Сегодня свет подается району, где располагается мой дом.

      Я клацнул выключателем в главной, и единственной комнате моего дома. Лампа накаливания на стене мигала очень бойко, грозя перегореть. И я ее выключил, решив пользоваться электроэнергией лишь в крайних случаях.

      В моем доме всегда светло, потому что он похож на хлебницу с отдвижной полукруглой стеклянной дверцей. И, по аналогии, эта дверца – мое окно. Шторы для таких окон трудно подобрать. И поэтому я и раньше редко включал лампу. Не знаю, почему архитектор дома решил так его спроектировать. Но мне этот дом выделило предприятие. Поначалу, раздражало это окно. Потом привык. А сейчас даже радует.

      Электроэнергия нужна мне лишь для кнавера1, для холодильника и для печи.

      Я варю лапшу, завариваю перламутровый чай, леплю фрикадельки из фарша странной консистенции (которым торгует близ моего дома худой торговец со странным именем Михаил), и жарю их на огуречном масле.

      Получается, вопреки моим ожиданиям, неплохо. Я с аппетитом и без мыслей съедаю порцию. Наливаю кружку чая и сажусь на диван наблюдать за той жизнью, которая хоть как-то, но течет в городе.

      Мне становится стыдно, что я сижу в удобном положении и занимаюсь, чем хочется, когда мой друг умирает в больнице. И я не знаю, правильно ли сделал, что не остался с ним до конца. Бьюфорд мне друг. И он умирает. Это свойственно ему. Это свойственно мне. Значит, правильно.

      В этом мире все знают о том бессознательном факте, что умирающие ревнуют людей к жизни, и что живые ревнуют умирающих к смерти.

      Значит, естественно. Я не забуду Бьюфорда. Он тоже не забудет меня.