Инай и Утёс Шести Племён. Денис Валерьевич Ружников
кружку, из которой плескался мёд. Его запах, густой и тяжёлый, наполнил воздух вокруг, перемешиваясь с дымом. Но кроме запаха меда, от деда исходили волны тёмной энергии, которая словно смола поглощала всё веселье.
– Ты думаешь, это всё? – внезапно крикнул он громко, его голос, хриплый, резкий и дрожащий, заставил всех замолчать. – Это всё детские игры, ха! Что вы тут празднуете то?
Все повернулись к нему. Даже дети, только что кружившиеся у костра, остановились, будто заворожённые. Траян ухмыльнулся и поднял кружку высоко над головой, а затем перевёл взгляд на Иная.
– Посмотри на меня, мальчик, – произнёс он, водя свободной рукой туда-сюда и шатаясь. – Настоящие испытания ждут тебя там! За пределами деревни! Там, где обитает Вихрь… Он сломает тебя, как сломал меня! И никто тебе там не поможет…Ни люди, ни духи, ни подземные боги, ни небесные.
Инай молча смотрел на деда. В словах старика было что-то большее, чем просто обида или злость. Это было предупреждение, глухой удар тревоги, который отозвался в его груди. Вокруг повисла глубокая тишина, нарушаемая только едва слышным треском дров костре.
– Сейчас не время предаваться страхам, Траян, – туман Дарена осветил тишину.
Вождь встал из-за стола, его фигура, высокая и прямая, казалась спокойной, но мощной, как дуб.
– Страхи, – медленно произнёс Траян, словно обдумывая каждое слово, как человек, опасающийся сделать неверный шаг. – Помни, внук, Вихрь не видит нас, как мы видим друг друга. Нет… Его зрение – это зеркало наших страхов и пороков, всего самого тёмного и отвратительного, что мы носим в себе. Мы сами открываем перед ним двери, позволяя войти. Чем сильнее наш страх и глубже сомнения, тем мощнее он становится. Он не отнимает эту силу – мы сами её ему отдаём.
Увидев, как к нему приближаются несколько воинов, он хмыкнул, развернулся и, пошатываясь, побрел прочь, оставляя за собой только тягучий запах мёда и липкое ощущение тьмы. Праздник продолжался, но радость ушла, как дым, уносимый ветром. Инай остался сидеть у костра, глядя в огонь. Его мысли кружились, словно те самые искорки, которые вырывались из пламени и исчезали в воздухе. Он вспомнил отца, его вечерние рассказы у огня: «Вихрь… он не просто буря. Это гнев земли, это шёпот огненных рек, что никак не может вырваться наружу». Тогда эти слова казались сказкой, но стоило костру потухнуть, как в голове начинали копошиться тени. Он вспоминал, как, лежа под одеялом, старался не слушать вой ветра за окном, но в этот звук всегда вплеталось нечто иное – едва слышные шорохи, словно кто-то крался мимо дома, оставляя после себя тягостную, давящую пустоту. Ещё Инай вспомнил детские страшилки. Дети пугали друг друга: «Если будешь плохо себя вести, Вихрь тебя найдёт. Он увидит твой страх, твою слабость. Смелых он не трогает – он забирает только тех, кто дрожит». Инай, конечно, смеялся вместе со всеми, но в самые тёмные ночи, когда он был один, эти слова возвращались, словно эхом. Ему казалось, что тень за окном растягивается, становится чем-то большим,