Liber Obscura. Тёмная книга, Эрика и её кошмарное приключение в двузначность. Хельга Воджик
ушко[1]! А ещё эта белая прядь за ухом! Вечно торчащая. Вот опять! Эрика ухватила ножницы и чикнула – одной проблемой меньше. Белая прядка упала на пол, девочка наклонилась, чтобы подобрать её, и все браслеты пришли в движение, затрепетали, забренчали, засверкали.
Она, и правда, похожа на цирковую обезьянку. Эрика вздохнула. Отражение вздохнуло вместе с ней и застыло. Подвижная и живая, она иногда замирала и казалась незаметной. Даже яркие дешёвые украшения словно были частью маскировки и оседали в памяти других сильнее, чем черты её лица. Девочка вглядывалась в своё отражение, в тёмно-зелёные джинсы и синюю футболку с изображением приоткрытого шкафа и надписью «Нарния ждёт!»
Одна из серёжек в руках зеркальной несуразности выскользнула и прыгнула прочь. Эрика дёрнулась, чтобы поймать, и пальцы налетели на стекло. В тот мир ей не было хода. Обе девочки, по ту и эту сторону зеркала, от досады закусили губу.
Отец вновь позвал её. Нельзя опоздать! Но это любимые серьги ма, она так обрадуется, увидев их. Что же делать? Эрика плюхнулась на пол. Неоновое кольцо светилось в темноте подкроватья. Опасаясь Хмура, ночного монстра, охочего до голых пяток, девочка запустила руку в сумрак и ухватила своё.
– Торт устал ждать! – донеслось снизу. – Ещё немного, и он начнёт исчезать! Без тебя!
– Иду! – крикнула Эрика и уже перепрыгнула через первые ступеньки, как вдруг вспомнила главное.
Вновь хлопнула дверь комнаты. Из шкафа полетели вещи.
Теперь полный порядок! Жилет из разноцветных лоскутов кожи поверх футболки дополнил образ. Теперь этот серый и потёкший день точно станет ярче! Эрика ласково прикоснулась к браслетам. Вот этот оранжевый ей достал в автомате отец, а лиловый с блёстками – привезла из поездки во Францию лучшая подруга Мишель, а этот перламутровый… Его купила ма, когда они отдыхали в тот единственный раз на море. Пришлось добавить несколько бусин, когда он стал мал. Как же она рыдала, когда шнур лопнул и бусинки рассыпались по полу! Но отец помог, сказал, что любую порванную нить можно связать, просто останется узелок. Эрика прикоснулась к бусинам: синяя, как море, алая, как маяк, белая, как чайка, и чёрная, как лодка. От этих дешёвых, но бесценных украшений так и веяло тёплом и солнцем.
– Этот торт чувствует себя брошенным! – возвестил голос отца.
Слетев со ступенек, лавируя между книг в узеньком коридоре, Эрика вбежала в столовую. Но драгоценные мгновения были истрачены, и входной колокольчик успел звякнуть до того, как девочка перепрыгнула через порог.
Опоздала.
Отец виновато улыбнулся и жестом пригласил к столу.
– С твоим днём, обезьянка.
Он взъерошил ей волосы и поцеловал в макушку.
– Как тебе? – он с гордостью указал на торт. – Десять ярусов!
В центре стола, как маяк среди морской глади, возвышался торт. Алые коржи перемежались белым кремом, перламутровые декоративные бусины сладко блестели, как рассыпанный жемчуг,
Есть немало названий цветов, доставшихся нам из прошлых веков. Говорят, «медвежье ушко» иначе именовалось Байроновым цветом и орельдурсовым. Что было калькой с французского oreille d’ours – «медвежье ухо». По сути, это близкий к каштановому оттенок коричневого цвета. Отец Эрики любил находить и подчёркивать в дочери особенности, даже в самом обычном, и делал это совершенно прелестным образом.