Выстрел из темноты. Евгений Сухов
перевернул страницу и, что-то записав, подчеркнул.
– А волосы какого цвета у них были?
– Волосы… Кажется, у высокого волосы были рыжими.
– Вы уверены или вам это только показалось? – Рука с карандашом застыла над блокнотом.
Иван Максимов внимательно всмотрелся в миловидное лицо девушки. По раскрасневшимся щекам было заметно, что она вновь переживает случившееся.
– Да, уверена. Он в мохнатой шапке был, а из-под нее на лоб челка выбивались.
– Как была одета эта троица?
– Высокий был одет в дорогое пальто. Такое нечасто можно увидеть. Из какого-то очень хорошего материала.
– А какого оно было цвета? – сделал Максимов небольшую пометку.
– Не помню, а потом, были сумерки, рассмотреть трудно… Могу сказать, что из какого-то темного материала. Шапка у него еще была из дорогого меха. Она мне как-то сразу в глаза бросилась.
– А те двое во что были одеты?
– Оба в кожаных пальто на меху.
– А с чего вы решили, что на меху?
– На пальто ворот был распахнут, а с внутренней стороны мех был.
– А ваше пальто можете описать? Какого оно цвета, размера? Может, какие-то отличительные приметы имеются?
– Пальто было почти новое, мне его мама перед самой войной купила. Оно было демисезонное и очень красивое. Бардового цвета, из тонкого драпа. Мне в нем было очень удобно, ткань была очень мягкой. Правда, сейчас ходить в нем уже прохладно. Я вот уже накопила на зимнее пальто, хотела купить, но цены вдруг подскочили, а в магазине пальто уже давно не купишь. Придется что-нибудь из маминой одежды перешивать.
– А как выглядели ваши сережки?
– По форме в виде маленькой висящей капельки.
– Не могли бы вы мне их нарисовать? – протянул капитан блокнот с карандашом.
Быстро во весь блокнотный лист девушка нарисовала серьги.
– Очень красивое украшение, – заметил капитан, рассматривая рисунок.
– Сережки мы выбирали вместе с папой перед самой его отправкой на фронт. Это его подарок на мой день рождения.
– А где он сейчас воюет? – спросил молчавший Метелкин.
– Под Сталинградом. Но писем я уже давно от него не получала.
– Сейчас там нелегко, – понимающе кивнул сержант.
– В наш госпиталь сейчас очень много раненых поступает из-под Сталинграда. Иногда я спрашиваю у них, из какой они части, хочется узнать что-нибудь о папе. Но они все из разных полков… Из его части только один тяжелораненый танкист к нам поступил с очень сильными ожогами. Два дня промучился, все бредил, а потом умер. Не успела я его расспросить. – В голосе девушки прозвучало сожаление. В уголках глаз собралась влага. В какой-то момент показалось, что Ирина разрыдается. Выдержала. Пересилила себя. Успокоилась. И заговорила с прежними спокойными интонациями: – Совсем молодой был. Все маму свою звал. Я даже лица его не могла рассмотреть, только глаза у него были видны. Очень ясные.
– А вы хорошо рисуете, Ирина, –