Калейдоскоп. Рита Лурье
времени провел в обществе этого образованного человека, чтобы понимать, что для изучения целого вида одной особи не достаточно. Они уже пытались это провернуть и забрели в тупик в своих исканиях.
Поэтому он долго стоял на ступеньках полицейского управления и остекленелым взглядом блуждал по нагромождению хмурых облаков над крышами средневековых зданий.
Из ступора мужчину вывело появление красивой, статной женщины, которая вела за руку рыжеволосого мальчишку лет десяти. Он не обратил бы внимания на эту пару, если бы из деревянных дверей здания навстречу им не вышел Вильгельм Ланге собственной персоной. Мужчина, конечно же, заметил присутствие Франца и нахмурился. В его холодных голубых глазах плескалось целое море презрения и недоверия, пока он дежурно целовал жену и трепал по волосам сына, обмениваясь с ними какими-то простыми, бытовыми фразами.
– Гер Нойманн, – выдавил он сквозь зубы и сделал приветственный жест рукой, словно они не разговаривали перед этим битый час во время процедуры дачи показаний.
Франц был совершенно уверен в том, что рыжий ищейка не поверил ни одному его слову, хотя и не имел возможности уличить его во лжи. Глупо было надеяться, что он отцепится от Леманн и перестанет досаждать ей своим вниманием.
Ланге на самом деле вполне заслуживал уважения, хотя бы потому, что обладал редким для своей профессии чутьем.
Но певицу он все равно не получит. Как и Нойманн.
Освободившись от необходимости проводить каждый вечер в кабаре «Зеленый фонарь», Франц рассматривал две вероятности возможного времяпровождения: навестить Герберта и напиться в одиночестве. Поскольку смотреть в глаза своему наставнику он сейчас не решился бы, да и как-то не сильно горел желанием путаться в паутине лжи, мужчина остановился на втором варианте.
Нужно было тщательно обдумать, каким образом уговорить упрямую певицу уехать из Берлина, если она стоически игнорировала все разумные и неразумные доводы. Франц уже почти готов был всерьез рассмотреть возможность вывезти ее из города силой, если бы у них на хвосте не болтался внимательный и крайне подозрительный детектив Ланге. Едва ли этот рыжий прохвост не заинтересуется похищением девушки, за которой наблюдал такое продолжительное время.
Франц злился и пил. И наворачивал круги по своей довольно просторной и комфортабельной квартире, которую получил когда-то за заслуги на военной службе. Просторной и пустой, потому что у него не было ни желания, ни мотивации здесь обживаться и наполнять ее предметами, не являющимися первой необходимостью. Нойманн воспитал в нем склонность к аскетизму, потому что единственной ценностью, по мнению пожилого немца, достойной внимания, были книги. Он и сам прожил почти всю жизнь как какой-то монах, обложенный толстыми, пыльными фолиантами.
Франц знал, что его настоящие родители были довольно богаты, потому что из обрывочных, почти истлевших воспоминаний об их жизни, он почерпнул вычурную роскошь интерьеров и обилие картин, скульптуры