Потапыч. Павел Беляев
или акцию протеста. Безумное количество перепуганного народа ломилось во все четыре входа в здание, а некоторые даже, требуя внимания, барабанили кулаками в окна на первом этаже.
Моих там, кстати, не было. Потому что когда мама оправилась с первым шоком, то спросила меня о том, что же случилось. Если бы меня это слегка отрезвило, глядишь бы, и сориентировался, но я был напуган так сильно, что выдал всю правду-матку, от появления в больнице странной девицы с игрушечным медведем до каких‐то созданий, возможно крыс, что толпами носились между стенами.
Из чего мама сделала вывод, что всё это вполне может подождать до утра – разберёмся завтра. Пообещав мне, что так этого не оставит, мама напомнила, что я мужчина, а посему мне следует успокоиться и без нервов попросить медсестру на время перевести меня в другую палату.
Это заявление настолько выбило меня из колеи, что я не успел даже сказать, что перекладывать некуда и это творится по всему этажу, – как мама уже отключилась.
Поэтому, когда мы из окна нашей палаты наблюдали, как родители штурмуют больницу, меня разрывали весьма противоречивые чувства. Мне до слёз было обидно, что мои родители не отнеслись к моим словам с такой же серьёзностью, с какой вот эти самые люди.
Потом приехало два наряда полиции, которые сначала через мегафон пытались воззвать к разуму беснующейся толпы, а потом принялись разгонять всех, бесцеремонно расталкивая. Троим даже хорошенько врезали дубинками – я сам это видел.
Не знаю, кто их вызвал, а слухи ходили разные. Лично я больше верю в то, что это был кто‐то из соседних домов. Представляю, что он там мог подумать, когда увидел такую толпу, пытающуюся прорваться в детскую больницу. Поэтому немудрено, что полицейские приехали в полной уверенности, что тут какие‐то преступники.
И вот тогда я был рад, что моих там не было.
В целом всё закончилось более или менее нормально. Родители перестали ломиться и отошли на приличное расстояние. Чтобы успокоить людей и продемонстрировать, что их дети целы и здоровы, во всех палатах распахнули окна и заставили нас помахать своим и сказать пару слов, типа мы живы.
К четырём утра подъехал главврач и окончательно всё разрулил. Он выслушал родителей, пообещал во всём разобраться лично и пригласил всех на свидание с ребёнком, но, разумеется, в отведённое для этого время, напирая на то, что больничный распорядок писался не с бухты-барахты и главное здесь всё же, чтобы лечение шло своим чередом.
К пяти утра разъехались последние родители, и мы, уставшие и оттого малость отупевшие, разошлись по своим кроватям. Эта суета выжала нас настолько, что всем уже было глубоко плевать, носится там в стенах кто‐то или уже успокоились.
Честно говоря, я даже не помню, когда твари угомонились, поскольку в какой‐то момент происходящее снаружи перетянуло на себя всё наше внимание.
2
Спали мы ровно три часа. В восемь утра всех разбудили согласно распорядку. Невыспав-шиеся и злобные, как черти, медсёстры ничего не хотели слушать и не дали нам и лишних десяти минут, чтобы худо-бедно