Пленники белых ночей. Ирина Ширяева
экзаменационной зубрежки – переутомление и недосып. Когда за несколько дней и ночей ухитряешься переварить материал, которому вообще-то на переваривание отведено целых полгода.
Шагать бы так и шагать. Ни о чем не думать. Напрочь забыть про необъятные учебники и выносящих мозг экзаменаторов. Раствориться в текущей беспечности момента.
А вот и показалось розовое здание дворца Белосельских-Белозерских…
Но что это?! Сонливость мигом слетела с парня.
Напротив дворца, у входа на Аничков мост и вдоль набережной толпилось изрядное количество народу. Тревожно пульсировали бледные при ярком свете дня мигалки полиции и скорой.
Митя припустил бегом и вклинился в толпу. Огляделся.
Народ словно разметало от середины моста к обоим его концам, к клодтовским коням. А за перилами среднего пролета на узком гранитном выступе балансировала девушка. Она вцепилась в узорчатый чугун заведенными за спину руками и почти висела над медленным потоком Фонтанки.
Зеваки жадно разглядывали без пяти минут самоубийцу. Какая-то дама в шляпке с вуалеткой даже изящным жестом приложила к глазам театральный бинокль.
Нашли тоже увлекательное зрелище! Невольно вспомнишь гладиаторов, которые картиной своей кровавой гибели развлекали пресыщенных римлян. Казалось, и эти взбудораженные зрители сейчас начнут выставлять кулаки с поднятым или опущенным большим пальцем. Требуя гибели или спасения несчастной.
Мите захотелось разглядеть девушку поподробней.
Парень заработал локтями, получая в ответ тычки и возмущенное шипенье. Но пробиться к перилам набережной всё-таки удалось. Ну вот, отсюда видно гораздо лучше.
Итак, потенциальная самоубийца – совсем юная девушка лет семнадцати. Роскошная коса, длинная юбка, на плечах – пестрый полушалок. Похоже, что наряд концептуальный. Лица отсюда не разглядеть, но, кажется, Митя её раньше где-то видел. «Где? Где?» – начал лихорадочно соображать он, как будто это могло иметь сейчас какое-то значение. А может, и могло.
В эти минуты каждый вздох мог иметь значение. Поэтому над Аничковым мостом повисла удивительная для такого скопления народа тишина. Её нарушал только доносившийся из громкоговорителя бубнеж психолога. Митиного почти коллеги. «Стой! Не делай этого! Да, тебе сейчас тяжело. У тебя проблемы. Но мы поможем тебе с ними справиться!»
Однако девушка-суицидница вовсе не слушала Митиного почти коллегу. Она была глубоко сосредоточена на чем-то своем. Лицо поднято в высь, к облакам. Молится?
Почему она все-таки до сих пор не прыгнула? Давно ведь на этом карнизе топчется, вон толпа успела собраться, скорая и полиция подъехать, спасатели в оранжевых жилетах уже наготове. Хотела собрать побольше народу? Зачем? Она не выкрикивает никаких лозунгов, никого не обвиняет.
Боится? Жалеет о принятом решении? Но тогда бы она слушала психолога, пыталась уцепиться за его увещевания. А девушка не обращает на психолога никакого внимания.
Чего-то ждет? А может, ждет сигнала? Какого сигнала? Для самоубийства?