Избранные сочинения в пяти томах. Том 2. Григорий Канович
равно ее зарежут – молись не молись, – сказала Зельда и вдруг добавила: – Ты приходи ко мне.
– Зачем? – вскинула брови Морта. – У вас есть Голда.
– Мы с тобой вместе помолимся, – сказала Зельда, и улыбка озарила ее бледное лицо.
– Я бы с радостью, барышня, да времени у меня нет. А сейчас и вовсе не будет.
– Приходи, – повторила свое приглашение Зельда.
– Хорошо, – сказала Морта. – Иногда, когда иду по воду или в корчме пусто, я слышу, как вы играете. Какая вы счастливая, барышня!
– Это ты счастливая, – растерянно пробормотала Зельда.
– Я?
– У тебя есть они, – Зельда потрепала каурого по холке. – И куры.
– Да у вашего отца… господина Фрадкина таких лошадей – целый табун. И кур он может купить тыщу!..
– Может, может, – закивала головой Зельда. – Но что из того, если лошади тебя не понимают, а кур, тыщу кур тебе подают в соусе?
Она собралась было уйти, но увидела, как во двор вошел лесоруб Ицик.
– А вот и Ицик пришел, – обрадовалась Морта. – Значит, скоро ее и понесут. Семен ухватится за одни конец доски, Ицик за другой, и поплывет хозяйка, как на плоту.
Ицик еще издали узнал Зельду. Шаг его сделался короче, небрежнее, как у пьяного.
– Чего вы здесь стоите? – с напускным безразличием спросил он. – Пойдемте в избу.
Только бы не упустить ее, подумал Ицик. Только бы не упустить.
Он готов был подхватить Зельду на руки и внести в дом, как дар небес, как нечаянную радость, которую ни с кем не делят даже на похоронах. И Зельде как будто передалось его желание. У нее не было сил воспротивиться, и она побрела за ним, как по воде, чувствуя необыкновенный прилив сил и не задумываясь об оставшемся за спиной береге.
– Какой сегодня радостный день, – сказал Ицик, замедляя и без того неторопкий шаг. – Я давно хотел вам это сказать.
– Что?
– «Какой сегодня радостный день». Но дни шли, и радости не было.
– И сейчас, по-моему, ее нет, – заметила Зельда.
– Мой покойный отец говорил: кто встретит свою возлюбленную на похоронах, тот будет счастлив с ней до гроба.
Он спешил оглушить ее своим нетерпением, ошеломить своей искренностью, потому что не верил, что ему когда-нибудь еще удастся признаться ей в своих смешных, а стало быть, совершенно ненужных чувствах. Пусть посмеется над ним, пусть убежит и больше никогда не посмотрит в его сторону, но пусть знает, слышит, чувствует, какое облако клубится над ним.
– Мой отец никогда не ошибается, – натянуто пошутил он, удивленный ее молчанием. Неужто его признание не произвело никакого впечатления? Неужто такое облако клубится над ее головой каждый день?
– Мой отец тоже никогда не ошибается, – ответила Зельда.
– Ваш ошибается, – чуть ли не заорал он. – Потому что все меряет саженями и вершками. Но я не дерево… И вы, Зельда, не дерево.
– Перестаньте, – оборвала она его. Лицо горело от его слов, и сердце прыгало, замирало и, замирая, ловило каждый звук, как ловит рыба кроху, уносимую течением.
– Мой