Женщина ниоткуда (сборник). Жан-Мари Гюстав Леклезио
разговариваю, слушаю и только потом замечаю, что рядом кто-то есть, а раньше никого не было. На скамейке, в ресторане, на пляже. Или вот на этой широкой бетонной дамбе, куда я хожу удить рыбу, даром что ничего в этом не смыслю; просто рыбалка позволяет мне проводить часы в созерцании моря, и тут уж никто не станет гадать, зачем я здесь рассиживаюсь, вот и все. А она появилась и заговорила со мной. Вторглась в мою жизнь. Девчонка! Утверждает, что ей шестнадцать лет, но я-то вижу, что это вранье: ведь она еще учится в школе, а в этих краях в шестнадцать лет уже работают, выходят замуж, а не болтаются на дорогах и волнорезах, точа лясы со стариком. Только этого мне не хватало – чтобы меня, при моем-то прошлом, застукали с малолеткой! Я абсолютно уверен, что единственный здешний полицейский следит за мной; куда ни пойди, он уже тут как тут, медленно проезжает мимо в своей двухцветной тачке, искоса поглядывая на меня. Ждет любого предлога, чтобы арестовать, чует, что я подозрительный тип, одинокий волк, который только притворяется туристом. Сколько раз он проезжал мимо, когда мы с Джун возвращались с рыбалки. Притом он ничего не говорит, притворяется, будто не видит, а это еще хуже.
Ее зовут Джун. Должен признаться: мне очень нравится это имя. Уверен, что Мэри была бы рада с ней познакомиться. Одна ее грива чего сто́ит: густые вьющиеся волосы, черные с рыжеватым отливом. Чаще всего она стягивает их в пучок с помощью резинок. Но, приходя на берег, выпускает на свободу, и тогда они напоминают парик, на них играют солнечные блики, а ветер бесцеремонно треплет. У Мэри тоже была густая шевелюра, черная как смоль, только волосы были прямые, и когда она закалывала их в пучок, то становилась похожей на гейшу.
Нужно взять себя в руки. Ведь я приехал на этот остров не для того, чтобы ловить барабульку и вести беседы с несовершеннолетней девчонкой! Или уподобляться этим жалким туристам, которые носятся по острову в поисках красивых видов, щелкая все подряд и отмечая по ходу дела: скамейка первого поцелуя – done[15], маяк на краю света – done, аллея одиночества, сад обещаний, пляж кораблекрушения – done, done, done. После чего уезжают – с пустой головой и пустым карманом. Нет, для меня этот остров – конец пути, безнадежный тупик, место, которое не обойдешь стороной, после которого уже ничего больше не будет. Океан – это забвение.
Мэри, ее жизнь, ее тело, ее любовь, исчезнувшие бесследно, беспричинно. А еще та женщина в Хюэ, молоденькая женщина, распятая на полу, боявшаяся даже стонать, пока солдаты по очереди насиловали ее. Ее окровавленные губы, ее глаза – два пятна мрака. И я, который глядел на это с порога, не двигаясь, не говоря ни слова. Мои глаза убийцы. Вот из-за каких образов я оказался здесь – в поисках того места, где они хранятся, того черного ящика, где они заперты навсегда. Но не для того, чтобы стереть их из памяти, а для того, чтобы видеть их, непрерывно вытаскивать на свет божий. Чтобы пустить самого себя по следам прошлого, словно пса, преследующего добычу. Ведь должно же быть объяснение тому, что случилось, ключ ко всем этим жутким событиям. Едва