Огоньки. Павел Колобков
Тут он, посмотрев на ребят в зеркало заднего вида, лукаво улыбнулся.
– А что это за книга? – не унималась Оля. Броский костюм, ухоженный вид, дорогая трость, мягкая кожа в салоне дорогого лимузина и упоминание о старинном происхождении сделали своё дело – Грейкин уже не казался девушке уродом. Напротив, ей вдруг захотелось побольше узнать о нём и том ценном подарке, который он, проявив, по её мнению, благородство, сделал государству. – Расскажите, пожалуйста, это жутко интересно!
Нельзя сказать, что, в отличие от Оли, Антона это не тронуло, но предстояло ехать ещё минут двадцать и потому надо было хоть как-то скоротать время. Памятуя о напутствии Игоря и видя, как подруга, потеряв бдительность, явно пытается заигрывать с этим старым «марабу», он присоединился к просьбе девушки и сухо добавил:
– Да, расскажите, только, пожалуйста, как-нибудь так поправдивее и подоходчивее, без всяких там супертайн и секретов, если можно.
Грейкин вновь лукаво улыбнулся и, вырулив на шоссе, поддал газу и начал свой рассказ:
– Хорошо, в двух чертах. Собственно, это не совсем книга…
– Ну вот, уже лучше. А то «ценная», «старинная»…
– Антон! Перестань, не перебивай! Продолжайте, – вмешалась Оля. Антон умолк в надежде, что она хоть немного поняла, почему он так себя ведёт.
– Благодарю вас, Ольга! Да, ценная и старинная, вернее, древняя. Древняя ру-ко-пись, – специально растягивая слоги, произнёс Грейкин. – Свиток. Сколько себя помню, он всегда хранился в нашей семье. Свиток обладает несколькими особенностями, некоторые из которых раньше никто не мог оценить, поскольку тогда ещё не было соответствующей аппаратуры и знаний. Я имею в виду материал и возраст свитка. Изготовлен он из какой-то очень тонкой и чрезвычайно хорошо обработанной и крепкой кожи, но никто не в состоянии определить, из чьей. Также не представляется возможным определить точный возраст рукописи, хотя её уже отправляли даже на радиоуглеродное исследование. Лишь по тому, что на ней есть запись на теперь уже расшифрованном шумерском языке, можно предположить, что ей как минимум несколько тысяч лет.
– Так каждый может взять какой-нибудь более или менее старинный свиток, накарябать на нём пару шумерских слов – и вот: «древняя» многотысячелетняя рукопись готова! – с иронией заметил Антон. – Я читал книгу про одного современного художника, который писал копии картин Вер Меера и специальными методами «старил» их, выдавая потом за настоящие.
– Не торопитесь с выводами, Антон. Не так всё просто, в том числе и с возможностью «накарябать», как вы изволили выразиться. В том-то и дело, что, во-первых, возраст «накарябанных» слов, точнее, чернил, которыми они были «накарябаны», смогли определить, а вот возраст самого свитка и другой, основной записи на нём – нет! И, во-вторых, надпись на шумерском прямо указывает на то, что рукопись ещё старше!
– Как это? – удивился теперь и Антон.
– А вот так. Расшифрованная надпись в литературном переводе гласит: «Эйрре