Ванька Неприкаинный. Игорь Попов
внимательно посмотрел на подростка, заметив про себя, что одевается он чисто, да и лицом смазлив, девкам в будущем утеха, а главное не глуп и речист.
– Я смотрю, с тебя толк будет, руку только надобно крепкую над тобой. В Москву со мной поедешь, человека из тебя сделаю, аль не желаешь? То-то. На сборы час тебе, песни в дороге мне петь будешь, умеешь, сказывают, копейку дам, если душу потешишь…
Восемь долгих лет Ванька провёл в услужении у купца Филатьева, любителя жизни на широкую ногу: дом высокий каменный в престижном Ипатьевском переулке города Москвы, амбары бесчисленные, сад фруктовый ухоженный. Но скуп был хозяин не по-русски, держал своих холопов впроголодь. К тому же на руку слабину имел: чуть что – за волосы и давай таскать себе на утеху. Не гнушался купец собственноручно розгами побаловаться да на спинах чужих вензеля кровавые поставить. Особливо, когда выпьет горькую, тут его кураж со всех щелей на души несчастной челяди изливаться начинает во всей своей господской красе.
Вымахал Ивашка в парня статного, смазливого, с благородными тонкими чертами лица и слегка вьющимися русыми волосами, а говорун какой! Да так складно сказки рассказывал, в нужных местах тон голоса менял и выражение лица, смущая порой до слёз слушателей, что прослыл среди дворни рубахой-парнем, с искоркой таланта неведомого, но и с душой непростой, скрытной. Работать не любил, филонил часто, за что часто получал затрещины от хозяина. Дворовая девка Авдотья сохла по Ивану, глаз с него не сводила, руки его шаловливые на груди своей терпела, дальше не позволяла – остальное после венца! Иван к душе Авдотьи был абсолютно равнодушен, его глаз загорался только при виде её аппетитных чресел и бюста, выдающегося из-под кофты. Любовный опыт приобрёл Ванька, шатаясь тайно по кабакам московским: там за деньгу что хошь можно было купить. Одним словом: будут денюжки – будут и девушки. Деньги Ивашка зарабатывал краденным товаром с Филатьевского дома: ложки, диковинные вилки, ножи столовые, посуда едовая. Брал понемногу, ибо помнил выражение народное: воруй по чуть-чуть, найдут – не убьют.
Однажды в кабаке, что принимал краденное, сидел за столом вор московский, известный своей шалостью – Камчатка. Сказывают, что каторжанил он за грехи незначительные на краю земли, на Камчатке россейской, неведомо только, как он, «милый», оттуда после отсидки обратно в Москву добрался. Может, и не было его там? Настоящее имя его было Пётр Смирной-Закутин, но официально он представлялся Петром Романовым, царской фамилией, стало быть. Был Камчатка на семь лет старше Ивана, посему подозвал его к себе, пальцы ладони у груди сложив небрежно, и предложил сесть рядом.
– Чьих будешь, добрый молодец? – усмехнувшись в бороду спросил Камчатка и внимательно посмотрел на Ивана.
– Филатьевский я, что с Ипатьевского переулка, вот решил чарку выпить, душу промыть от обид хозяйских. Иваном кличут.
– На что пьёшь, коли ты холоп? И чарка, коли смолоду на дно ейное смотреть,