Я дрался в Сталинграде. Откровения выживших. Артем Драбкин
все четыре установки. Спросил у каждого из наводчиков, готовы ли они. Сам стал у первой машины. «Ну, – думаю, – теперь уж от нас самих наша судьба будет зависеть». Слышу по рации, мне кричат с командного пункта: «Идут!» Тут я даже не ответил, сосредоточился. И вижу: шесть танков, не спеша, грохочут гусеницами. Я пропустил их немного вперед, а потом кричу: «Огонь!» И через 5–7 секунд сразу как вылетело 64 снаряда осколочного и фугасного действия, чтобы и танки уничтожить, и пехоту, которая их сопровождала. Пять танков сразу загорелись, как свечки, и буквально взлетели на воздух, у них боекомплект сдетонировал. Шестой танк задымил и, отстреливаясь, свалился в ров. Наши добили его гранатами. Правда, один снаряд из пушки этого танка все-таки угодил в третью машину нашей батареи. В результате был смертельно ранен командир огневого взвода лейтенант В.И. Сафонов, тяжело ранен командир орудия, ранены водитель машины и наводчик. Но тем не менее уничтожили мы эти шесть танков. Уже 10 февраля (всего через три дня!) меня вызвали в штаб армии и вручили за уничтожение танков орден Боевого Красного Знамени. Сафонова посмертно наградили орденом Отечественной войны I степени. Весь остальной состав батареи также получил ордена и медали.
После этого я, как уже говорил, еще долго оставался в Сталинграде. Весь город посмотрел, как его немцы разрушили. Видел и Дом Павлова, там тогда одна коробка оставалась.
В каких условиях мы жили в Сталинграде? В жутких условиях! Во-первых, это открытое место, кругом песчаная степь. Во-вторых, морозы были сильные. Пойдет дождик небольшой, потом мороз как ударит! Даже до 43 градусов доходило. Но мы были молодежью сильной, здоровой, все терпели. Рыли землянки для личного состава. В балках прятались, там их много было, балка – это ведь, по сути, ров обыкновенный, заросший кустарниками. Тяжело, конечно, было. Правда, в начале 1943-го нам всем наконец выдали теплое белье, а командирскому составу – даже шубы, рядовым – теплые шинели.
Кроме того, валенки выдали и портупеи с ремнем. Шубы у нас были хорошие, из белой овчины.
В Сталинграде я контузию получил. И тоже как раз в январе 1943-го. Возвращался я с НП на батарею и вдруг вижу «Фоккевульф» в небе. А батарея моя уже на огневой позиции находилась, готовилась дать залп. И как-то этот немец прорвался, хотя к этому времени наши самолеты обычно уже не давали им прорываться. Сбросил он бомбу. Ну, думаю, как раз на мою батарею. А бомба вовсе не на батарею, а в десяти метрах от меня упала. Меня сразу землей засыпало, одна голова торчала. К счастью, разведчики с наших огневых позиций увидели. Закричали: «Командира убило!» Побежали ко мне, увидели, что я живой, обрадовались, откопали меня быстро. Спрашивают: «В медсанбат?» «Нет, на батарею», – говорю, а у самого голова гудит, к тому же промерз весь. Тогда ведь мороз был под сорок градусов! На батарее меня сразу в спальный мешок положили, я целый час отогревался, пока более-менее нормально себя не почувствовал. Вот так я получил контузию, но батарею не бросил.
Ямпольский Иосиф Миронович
Вряд ли найдется писатель,