Дети шлюхи Мадлены. Вестерн советского периода. Александр Шабашкевич
часы. У меня их было штуки три. Остались одни. Такой нехитрый скарб торговца обломками Родины.
Опыт товарно-денежных отношений мы приобрели еще в Нью-Йорке. Случилось это так. Солнечным Манхэттенским утром мы вышли из гостиницы на Лексингтон-авеню и прогулочным шагом направились куда глаза глядят.
Глаза глядели в сторону Тайм-сквер. Я проглатывал Нью-Йорк как первый гамбургер в Макдоналдсе: с чувством присоединения к иной цивилизации. Воздух был пряным и маслянистым. Все это очень хотелось запить кока-колой. Удивляло, что практически не было автомобильной гари, воротник белой рубашки оставался белым уже второй день.
Голова совсем не думала о ногах. Зря. Конечности потребовали уважения к непосильной работе. Опустившись на скамейку у восточной оконечности Манхеттена, я испустил предпоследний вздох. Сил вернуться пешком на Лексингтон не было.
Рядом беззаботными стрекозами порхали вертолеты. Захват воздушного судна я рассматривал как крайний, но возможный случай. У причала неподвижной громадиной стоял авианосец.
– Его буксиром не сдвинешь, – кивнул в мою сторону Виктор.
Мои товарищи были в лучшей форме. Оставив попытки убедить меня шевелить ногами, они растерянно озирались по сторонам. Ситуация была безвыходной: в карманах пусто.
К вертолетной площадке подрулило желтое такси. На последнем вздохе я рванул вперед и плюхнулся на сидение.
– Здравствуйте, – вырвалось у меня привычное русское приветствие. Я не имел понятия, что говорить дальше, как умолить таксиста спасти смертельно уставшую жертву перестройки.
Сквозь мутный плексиглас перегородки я увидел, что водитель повернулся ко мне лицом. Отодвинул окошечко. В форточку просунулась родная наглая еврейская физиономия. Цепкие глаза киевского разлива оценили мой живот.
Этот парень не был похож на ангела спасителя. Он не ответил на мое приветствие, видимо, обиделся на то, что я даже сквозь лобовое стекло разглядел в нем русского. С достоинством отвернулся, взял в руки ребристый микрофончик рации и сказал на чистом русском с житомирским акцентом:
– Фима, это Изя. Тут ко мне советский лох загрузился, повезу его в ФБР.
За лоха было обидно. Однако появилась надежда.
– Мне гораздо ближе, – сказал я. Конечно, я понятия не имел, где здесь ФБР. Я протянул ему визитку отеля. И с шиком бросил фразу:
– Плачу икрой! Причем кошерной!
Изя даже не улыбнулся. Он все понял, он знал наших.
– Фима тебе икра нужна?
– Скоко? – я услышал в динамике прокуренный голос Фимы.
– Шо скоко, у него денег вообще нет, даже дубовых. Шо? Расстрелять на месте? Водка? – Изя вопросительно метнул глаза в мою сторону. Я энергично утвердительно кивнул.
– Встречаемся в отеле, отбой, – Изя повесил микрофончик на место.
Осознав, что спасен, я вспомнил о товарищах. Открыл дверь и призывно свистнул. Ребята десантом ворвались