Вы меня не знаете. Имран Махмуд
обычно наркоторговцы и занимаются: стреляют в людей. Даже в детей. Вот и живите с этим. Хотя вам не надо. Вы это и так знаете. Вам не особо важно, ведь на вашей улице такого нет. Я вас не виню. Я бы на вашем месте тоже не парился. Я такой же, как и вы. Мне насрать на вас, а вам – на меня. Нормально. Я не пытаюсь сделать так, чтобы вас это парило. Я только хочу сказать, что Джамиля убили, потому что он был в банде и потому что он продавал наркоту, а людей, которые продают наркоту, часто убивают. Вот и все. Мне жаль его семью. Мне жаль, что его матери, которая сидит в этом зале, приходится все это слышать. Но это правда.
Перерыв: 15:30
5
Так, четвертая улика. Узел сотовой связи. Помните же, эксперт по связи сказал, что мой телефон находился в том же – как он там говорил? – векторе. Короче, в той же пятидесятиметровой зоне, что и погибший, и как раз во время стрельбы. И что пару месяцев назад мой телефон находился в той же зоне покрытия, что и его. В тот день, когда я типа с ним порамсил?
Слушайте, я по вашим лицам вижу, что дело дрянь. И знаете что? Я даже спорить не буду. Дело реально дрянь. Тут я с вами согласен. Правда, я пока не могу рассказать, как так вышло. Мне придется вернуться к этому потом. Если я начну вдаваться в детали сейчас, вы ничего не поймете, потому что сначала нужно объяснить кое-что еще.
Так, номер пять. «Байкал», который полицейские нашли у меня в квартире. И паспорт. И билет в Испанию на мое имя. А, и тридцать штук. Простите, я пытаюсь разобрать, что написал вчера вечером. Да, и еще следы продуктов выстрела у меня на одежде. Так, ага, извините. Номер пять. К этому тоже придется вернуться позже. Простите, я немного нервничаю.
Значит, так, улика номер шесть. Как говорят полицейские, пулю, которая убила пацана, скорее всего, выпустили из моего пистолета. Блин. Об этом тоже пока нет смысла рассказывать. Да и про номер семь – кровь мертвого пацана у меня под ногтями. И про номер восемь – волосы у него в машине.
Ну нет. Давайте без этого, ладно? Без этих вот взглядов в потолок. Я понимаю, как все выглядит со стороны. Понимаю, как это звучит. Тут много всего, но я могу объяснить. Но я просто реально не могу прямо сейчас, потому что вы пока не поймете.
Дайте мне секунду. Я немного потерял мысль.
Отложу на секунду свои записи.
Знаете что, я отчасти думал, что если произнесу свою речь сам, то вы хотя бы немного почувствуете, каково это – быть мной. Что, если ее произнесет мой адвокат, вы, наверно, подумаете: «Ага, можешь заливать сколько хочешь, все равно этот говнюк – убийца». И я, честно говоря, думал, что, если расскажу свою историю сам, вы поймете, какая у меня жизнь. Но объяснять улики вот так, во всеуслышание, реально трудно. Я вроде как знаю, что хочу до вас донести, но не могу это высказать. И что еще хуже – мой адвокат толкнул бы речь что надо. Вы же видели, как он выступает. В этом он мастер, признайте. Ясно, почему адвокатов еще называют сказочниками. Потому что они говорят, как пишут. Но он не сказал бы того, что нужно сказать мне, что нужно услышать вам, а я не могу понять, как это сказать.
Но,