.
ее понимать. Она могла невзначай взять меня под руку, пока мы между парами прогуливались по парку и обсуждали всякую учебную фигню. Или развалиться у меня на плече во время какой-нибудь сопливой романтической комедии. И в то же время как ни в чем не бывало трепала мне в уши, как гуляла со всякими придурками со старших курсов. Но каждый раз, когда Сара давала мне сомнительную тень надежды, я легко ставил себя на место простым осознанием: она была слишком хороша для меня – и, безусловно, отлично это знала. Меня не раз посещала мысль, что появись в Градце какой-нибудь голливудский продюсер, он бы не раздумывая увез ее с собой и выпускал бы фильм за фильмом с ней в роли главной красотки. К ней в очередь бы выстраивались сердцееды типа Тимоти Шаламе или Дилана О'Брайена. Наверное, это она тоже знала.
– Да никак, чувак. – Я опустил глаза. – Мы просто друзья, ты же знаешь. И меня это вполне устраивает.
Лучше быть ей просто другом, чем вообще никем.
– Ага, я тааак тебе верю. Я просто хотел узнать, почему под тобой лужа слюней каждый раз, когда она рядом, а ты нихрена не делаешь.
– А что я могу сделать? – Я искренне не понимал, какой подвиг должен был совершить.
– Ну, начал бы, например… – Эдо осмотрелся. – С танца. – Он кивнул в сторону танцевального подвала «Парадайза». – Все девчонки обожают танцевать.
– Зато я не обожаю. – Мое сердце ушло в пятки от одной этой мысли. – Не люблю я это, да и не умею. В последний раз танцевал классе в четвертом. Отдавил бедной Айле из параллельного класса все ноги. Так что повторять это унижение в ближайшем будущем я не особо планирую.
Эдо посмотрел на меня и глубоко вздохнул, покачав головой, а потом запросил у барменши еще парочку «Куба либре» – на сей раз с двойным ромом. Едва мы успели пригубить жгучие напитки, он выхватил у меня из рук стакан и поставил его на барную стойку.
– Ладно, какого хрена, давай сюда. – Эдо подозвал меня к себе. – Малоизвестный факт обо мне: я в детстве танцами занимался… Ну, знаешь, этими… А, да к черту. Я занимался бальными танцами. Мама так решила, пока папе не удалось объяснить ей, что еще немного, и они остались бы без внуков: потому что это гейская, блин, тема. Говорю тебе это только из жалости. Если ты расскажешь кому-нибудь, я нассу тебе на кровать.
Я вскинул брови и едва удержался от смеха. Меня удивило его неожиданное признание, но я пообещал молчать до конца своих дней. Было приятно, что он доверил мне что-то настолько личное. Вдруг Эдо ловко закинул мои руки себе на талию, а сам обхватил меня за шею. Разница в росте у нас с ним была подходящей – почти как с Сарой. Мы тут же завладели вниманием окружающих, и мне сделалось совсем не по себе. Но прежде чем я успел выразить беспокойство, Эдо пустился объяснять правила медляка. Окрестив его «самым простым танцем, с которым справится и безголовая курица», он продолжил:
– Эту ногу вот сюда, а руки пониже. Спину, блин, выпрями. Да, вот так. – Он задвигал бедрами. – Подбородок подними, а то как будто пялишься на мои сиськи.
Мы закружились в танце прямо посреди «Парадайза».
– Теперь